Моряк из Гибралтара
Шрифт:
— Я ведь уже говорил вам, без всяких определенных причин.
— Но все равно, — возразила она, — в таких вещах всегда ведь бывают какие-то причины.
— Я не любил ее. Я никогда ее не любил.
Танец снова закончился. Карла вернулась и села за столик. Ей было очень жарко.
— Мне, правда, очень грустно, — призналась, — что вы уезжаете.
Похоже, она все время только об этом и думала, должно быть, не забывала об этом, даже когда танцевала.
— Я тебя очень люблю, — сказала
Окинула меня каким-то молниеносным взглядом, потом снова повернулась к Карле. А я все думал и думал о мужчине, который бросил эту женщину.
— Ты должна выйти замуж, — сказала она, — не бери пример со своих сестер. Выходи поскорее замуж, и чем быстрей, тем лучше, а там будет видно. Ты не должна вот так состариться.
Карла о чем-то задумалась и залилась краской.
— Отец говорит, это не так-то просто, — проговорила она, — выйти замуж, а выбрать — это, должно быть, еще трудней.
Она тоже зарделась, совсем чуть-чуть, наверное, только я это и заметил, потом едва слышно проговорила:
— Послушай, главное — это чтобы ты сама его выбрала. А уж потом, когда по-настоящему захочешь, тебе останется только добиваться своего, и все.
— Ой, нет, что вы, — сказала Карла, — у меня ни за что не получится.
— Получится, вот увидишь, — заверила она.
— У меня в горле пересохло, — заметил я, — пойду принесу что-нибудь выпить.
Сходил в бар и принес три стакана кьянти. Когда вернулся, Карла уже снова ушла танцевать. Я выпил и ее кьянти.
— Пошли еще потанцуем, — предложил я.
— Вы так любите танцевать? — поинтересовалась она.
Потом встала с явным сожалением. По-моему, ей было бы приятней поговорить.
— Зачем это, — спросил я ее, — вам понадобилось надо мной издеваться?
— Да я вовсе над вами не издеваюсь, — возразила она. — С чего вы взяли?
Она удивилась. Хорошо, пусть хотя бы одна ночь, подумал я. И тогда впервые, спасибо кьянти, я решился чуть покрепче прижать ее к себе.
— Не надо на меня сердиться, — попросила она. Поезд уже больше не мчался в кромешной тьме моего сознания. Я хотел ее. Желание это пришло откуда-то издалека, из каких-то совсем заброшенных уголков моего тела и моей памяти.
— Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне о нем.
Это была женщина, которая ночь проводила с мужчиной, а наутро снова пускалась в путь. И я желал ее именно такой — и никакой другой.
— Что ж, — проговорила она, — если угодно, это был матрос. Он был в крошечной шлюпке в открытом море где-то посреди Гибралтара, когда мы заметили его с яхты. Он подавал сигналы бедствия, мы подобрали его и подняли на борт. Вот так все и началось.
— И давно это случилось?
— Несколько лет тому назад, — ответила она.
— А
Она говорила тоном, немного напоминавшим чтение наизусть заученного текста.
— Три дня назад, — проговорила она, — он удрал из Иностранного легиона. Прослужил там три года, не хватило терпения ждать еще два, что ему оставалось там провести, вот и решил удрать на шлюпке — шлюпке, которую украл.
В голосе ее сквозила какая-то невыразимая нежность. Должно быть, где-то в глубине у нее таился неисчерпаемый источник нежности.
— А почему он вступил в него?
— Его разыскивали, — ответила она, — за убийство.
Нельзя сказать, чтобы это удивило меня сверх меры. Она сказала это на редкость просто и еще, как мне показалось, с какой-то долей усталости.
— Вам нравятся люди, которые подают сигналы бедствия, угадал?
Она слегка отстранилась от меня, окинула изучающим взглядом. Я выдержал ее взгляд. Теперь я уже привык ко всему, даже к ее красоте.
— Да нет, — возразила она, похоже, немного смутившись, — не только в этом дело.
— А вот я еще в жизни никого не убил, — сознался я.
— Это не так-то просто, — с улыбкой заметила она, — надо, чтобы представился подходящий случай…
— А у меня такого случая никогда даже близко-то не было, — сказал я. — Насколько помнится, когда мне было восемь лет, я убил из карабина голубя, вот и все мои подвиги.
Она от души расхохоталась. Боже мой, как же она была красива.
— Боже мой, до чего же вы красивы, — проговорил я.
Вместо ответа она ограничилась улыбкой.
— Итак, вы подняли его на борт, да? — продолжил я. — И, наверное, накормили? Уверен, у него уже два дня маковой росинки во рту не было, ведь так?
— Всякий в этом мире может совершить убийство, — проговорила она, — напрасно говорят, будто на это способны только избранные.
— Короче говоря, бедствие так и не состоялось, — заметил я, — оно закончилось как нельзя благополучно.
— Пожалуй, — согласилась она, — думаю, вы правы, мне тоже кажется, что закончилось оно вполне благополучно. — Потом, чуть помолчав, поинтересовалась: — А можно спросить, чем вы занимаетесь?
— Министерство колоний, Отдел актов гражданского состояния. Делал копии свидетельств о браке, о рождении и о смерти тоже. После каждого свидетельства о смерти я мыл руки. Так что зимой у меня на руках появлялись цыпки.
Она немного посмеялась очень близко от моего лица.
— В конце каждого года у нас подводили статистику, сколько было запрошено свидетельств о рождении. Результаты были очень интересные. Обнаружилось, кто бы мог подумать, что их то больше, то меньше, год на год не приходится…