Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
Идрис вскочил:
— Будет сделано, бей-эфенди!
«Все-таки приехал, ишак, — подумал Идрис. — Недаром у меня все время в ушах звенело. Что же будет дальше?»
Проклиная все на свете, Идрис вышел из шашлычной.
Кудрет предложил Длинному стул, на котором только что сидел Идрис:
— Пожалуйста, садитесь вот сюда!
— Что вы, эфендим, как можно, — стал отказываться Длинный, — ведь это место вашего секретаря, а я…
— Пожалуйста, эфендим, прошу вас!
Длинный робко сел на стул, не выпуская из рук своего огромного черного портфеля. Совсем недавно он выпил, закусил шашлыком,
— Ракы? Вы заказали ракы? — неодобрительно спросил Кудрет. — Не надо! Ради бога! Кстати, откуда вы пожаловали?
— Из Стамбула, эфендим…
— От какой газеты?
— «Голос кустарей и лавочников».
Кудрет долго молчал, будто припоминая название, потом сказал:
— Впервые слышу о такой газете.
— Вы и не могли о ней слышать. Газета небольшая, но ждет счастливых дней, когда сможет заняться настоящими важными проблемами.
Кудрет остался доволен ответом и задал новый вопрос:
— Полагаю, вы поддерживаете нашу партию?
— Не сомневайтесь, бей-эфенди. Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что на выборах народ отдаст предпочтение партии, к которой принадлежит ваше высочество, ибо таково веление крови, текущей в его жилах.
— Слыхали, друзья мои? Слыхали, что соблаговолил сказать этот господин? — в сильном возбуждении воскликнул Кудрет. — Наш народ, повинуясь велению собственной крови, во имя своего блага будет голосовать за Новую партию. Потому что Новая партия…
Его речь как две капли воды походила на все предыдущие. Только произнес он ее с особым подъемом. И причиной был Длинный, великолепно игравший свою роль. И это без всякой подготовки!
— …потому что Новая партия, — продолжал Кудрет, — даст народу гораздо больше того, о чем он с давних пор мечтает, и приведет его к таким высотам, которых он вполне достоин!
Раздались аплодисменты.
— А каких высот достоин наш народ? — Кудрет остановился и перевел дух. — Высоты, которых достоин наш народ, — это, во-первых, десять миллионов квадратных километров, тех самых, которые мечом завоевал османский султан. Во-вторых, возврат к старой культуре. Мы не желаем признавать европейскую цивилизацию!
Снова раздался взрыв аплодисментов, возгласы «браво».
— И мы, дорогие друзья, не будем ее признавать! Зато весь мир признает нас, мы опять станем грозной силой, как в былые времена, и, пугая непослушных детей, будут говорить: «Турки идут!»
Длинный вместе со всеми хлопал в ладоши и кричал «Браво! Браво!», а про себя думал: «Ну и мошенник! Но это его стихия. Я и раньше знал, что он способен на более крупные аферы, однако таких масштабов даже вообразить себе не мог».
К Кудрету подошел один из членов Новой партии и шепнул на ухо:
— Бей-эфенди, какой-то тип берет на карандаш ваше выступление.
Кудрет вспыхнул, будто спирт от поднесенной спички:
— Где он?
Кудрет обернулся и увидел уже знакомого ему человека. То был агент, который следовал за ним по деревням и записывал каждое произнесенное им слово.
— Ты что пишешь? Речь мою записываешь?
Агент поспешно спрятал свои записи.
— Нет, что вы!
— Ну а что же все-таки ты пишешь?
— Письмо.
— Лжешь! — крикнул Кудрет. — Слушать меня и одновременно писать письмо — нельзя! Потому что я — уста нации, я — язык нации, я —
66
Садразам — великий визирь, первый министр в султанской Турции. В данном случае речь идет о садразаме Мехмеде-паше Соколлу (1506–1579), которому и приписываются приведенные в тексте слова, сказанные им после разгрома турецкого флота в 1532 г. императором Римской империи Карлом V.
Агент был потрясен и раздавлен этими словами, особенно тем, что он услышал дальше.
— Братья мои и ты, низкооплачиваемый друг! Наш народ будет делать корабли не только из золота, но из алмазов и бриллиантов, а паруса — не из атласа, а из тафты! И пусть никто в этом не сомневается. Запиши эти мои слова! Передай от меня привет своему шефу и доложи: они уверены, что возьмут власть со всеми потрохами!
Кудрет повернулся к своему старому дружку Длинному:
— Пойдемте, бей-эфенди, прошу вас.
Сопровождаемые неистовыми возгласами «Браво!», «Браво!», «Да сохранит тебя аллах от сглаза!» и бурей аплодисментов, Кудрет с «журналистом» вышли из шашлычной и сели в машину, которая ждала их у входа.
Ехали молча: при шофере не разговоришься. Никто не должен знать, кто они такие на самом деле. Поэтому до приезда в гостиницу приятели сохраняли между собой необходимую дистанцию.
— Ну а теперь, шельма, вынимай кляп изо рта, не то я сам его выну! — набросился Длинный на Кудрета, когда они вошли в холл гостиницы. Казалось, Длинный сейчас рассмеется, но он лишь осклабился и повернулся к Идрису:
— А ты пододвинь стул поближе, ишак из ишаков!
Идрис повиновался и сказал:
— Я не обижаюсь на ишака.
Они поболтали о разных пустяках. Кудрет молчал. «Аллах свидетель! Что-то он замыслил, этот черт. Так просто молчать не будет», — подумал про себя Длинный.
Но тут Кудрет вдруг рассмеялся:
— Так я и предполагал, что ты приедешь…
— Брось трепаться, скажи лучше: «Я знал, что ты сообразишь приехать».
— Только запомни, дорогой, я уже не тот, которого ты знал…
— Мог бы и не предупреждать, я в курсе.
— О чем это ты?
— Да о том, что ты заимел усадьбу в четыре тысячи денюмов!
— Не четыре, а четыре с половиной…
— Может, и мне посоветуешь жениться, чтобы завладеть землей?
— Не понял.
— Почему?
— А потому!
— Не валяй дурака, выкладывай все как есть!
Кудрет повернулся к Идрису:
— А ну-ка растолкуй этому сукину сыну, с кем он имеет дело!
Идрис, невзлюбивший с некоторых пор Длинного, сказал: