Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Что же случилось? Какая сила привязала меня к этим местам, к вам, дорогие соотечественники? Признаюсь, я был поражен вашим мужеством, вашим благородством, вашим рыцарским великодушием, наконец, Кудретом Янардаг-беем-эфенди, который с беспримерной смелостью открыл нам глаза на истинное положение вещей!
Грянули аплодисменты, и все хором стали скандировать:
— Бра-во! Бра-во! Куд-рет, Куд-рет, бра-во!
— Бра-во! Бра-во! Куд-рет, Куд-рет, бра-во!
— А сейчас, уважаемые граждане, я скажу вам еще несколько слов и уступлю место нашему дорогому
— Солн-це! — откликнулась толпа.
— Грязью не залепишь!
— Не-за-ле-пишь!
— У кого поднимется рука залепить грязью правду? — вопил Длинный.
— За-ле-пить прав-ду!
— Народ сломает такую руку!
— Сло-ма-ет!
— Бра-во!
— Сло-ма-ем-ру-ку!
— И проклянем того, кто ее поднял!
— Я предложил Кудрет-бею свои услуги в качестве секретаря и буду служить ему без всякого вознаграждения, потому что я увидел, точнее, разгадал в нем архитектора нашего светлого будущего. Кудрет-бей-эфенди оказал мне великую честь, пожаловав эту очень ответственную и трудную должность. Считаю своим долгом выразить ему публично глубочайшую признательность и с превеликим удовольствием уступаю место этому поистине блестящему оратору.
Длинный сошел с трибуны. Кудрет пожал ему руку и шепнул на ухо: «Ну и сукин сын ты!» И ловко вскочил на трибуну.
— Слово предоставляется Кудрет-бею-эфенди!
Поднялся невообразимый шум. Люди кричали, хлопали в ладоши, Кудрет в костюме пепельного цвета, который очень к нему шел, стоял на трибуне, скрестив руки на груди, и с очаровательной улыбкой глядел на беснующуюся толпу.
— Браво!
— Многие лета!
— Да сохранит тебя аллах от дурного глаза!
— Слава матери, которая тебя родила!
Но вот бей-эфенди поднял руку.
Мгновенно наступила тишина — ни звука, как на дне глубокой пропасти.
— Мои любимые граждане! — начал было Кудрет, как вдруг в толпе раздался визгливый женский голос:
— Будь ты проклят этими любимыми гражданами!
Кудрет уже знал, что приехала жена и что она добивается встречи с ним. Но ему вовсе не хотелось встречаться с ней. Суд развел их, теперь они чужие люди. Как говорится, бык подох, рядиться не о чем. Шехвар, видимо, была пьяна. Иначе она не осмелилась бы прийти сюда и безобразничать. Как бы там ни было, необходимо любой ценой спасти свой престиж.
Длинный с Идрисом кинулись к женщине, пытаясь заткнуть ей рот и увести. По толпе прокатился недовольный ропот. Бывший председатель вилайетского комитета, стоявший недалеко от трибуны, ждал скандала.
— Оставьте ее в покое! — неожиданно крикнул Кудрет. — Пусть говорит! Солнце не залепишь грязью, как справедливо отметил предыдущий оратор!
Женщину отпустили. Она и в самом деле была пьяна, даже шаталась.
— Кудрет! Безбожник Кудрет! Я уже не один день добиваюсь встречи с тобой! Он лжец, плут и мошенник, а вы ему в ладоши хлопаете! — крикнула она, обращаясь к толпе. — Не верьте ему! Он и его дружки обманывают вас. Став депутатом меджлиса, он переберется в Анкару с психопаткой
Последние слова Шехвар были встречены дружным хохотом.
— Плакать вам надо, а не смеяться. Доверились мерзавцу! — не унималась Шехвар.
— Да кто она такая?
— Голову морочит.
— Гоните ее, пусть проваливает отсюда!
— Бра-во! Мо-ло-дец! — кричали бывший председатель вилайетского комитета и его сторонники. Но толпа не поддержала их. На людей, видимо, магически действовали спокойствие и невозмутимость Кудрета, который стоял, не меняя позы, со скрещенными на груди руками и презрительной улыбкой на лице.
Наговорив всякой ерунды, женщина едва не упала, хорошо, что Идрис и Длинный успели поддержать ее.
Кудрет опустил руку и продолжал:
— Да, мои дорогие соотечественники… Кто эта женщина? Вы ее знаете?
— Нет, — ответила толпа.
— Видел ли ее кто-нибудь из вас прежде?
— Нет!
— Так по какому же праву обливала она меня грязью? От чьего имени? Кто мог толкнуть ее на подобную дерзость?
— Власти!
— Браво! Я склоняю голову перед вашей сообразительностью, дорогие соотечественники!
— Браво!
— Многие лета!
— Пусть только посмеют тронуть тебя! Ты наша душа!
— Если бы у кого-нибудь из вас оказалась жена, забывшая женскую честь и приличия, что бы вы сделали с ней?
— За глотку ее…
— Или же бах-бах-бах!
— Нет, я не стану ни убивать ее, ни душить. Пусть она пьяница и картежница, растоптавшая женскую честь. Потому что женщина — создание, отданное великим аллахом мужчине на попечение!
Взрыв аплодисментов.
— Ни друзьям, ни врагам своим не пожелал бы я в жены такую низкую женщину. И все-таки я не разводился с ней. Не разводился потому, что сам аллах вверил ее моим заботам!
— Аллах, аллах!
— О боже, какое великодушие!
— Но все случилось так, как я и не предполагал, мои любимые граждане. В тот самый час, когда я был оклеветан и брошен в тюрьму, в самый тяжелый для меня час жизни, когда мне подрезали крылья, она не только бросила меня на произвол судьбы, но еще и возбудила дело о разводе!
— Вай, бездушная, вай!
— Вай, порочная баба!
— Да я бы такую…
— Она считала, что я опозорил ее, стыдилась меня. Ладно, сказал я себе, такова жизнь. Смирился и пошел в суд. Почтенный судья, который знал, что я оклеветан, человек справедливый, на первом же заседании развел нас.
— Да здравствуют турецкие судьи!
— Да здравствует справедливость!
— Да здравствует…
— В настоящий момент эта женщина мне чужая. Она со мной развелась. Но ей показалось этого мало, и только что по наущению властей, а также из жалкой корысти она нанесла мне чудовищные оскорбления. Вы все тому свидетели. Как бы поступили вы, мои соотечественники, неусыпно стоящие на страже законности? Как гражданин, подвергшийся оскорблениям, я возбуждаю иск против этой ханым и требую расследования дела!