Московские повести
Шрифт:
— Тридцать третья не подведет! — весело откликнулся Максимов. — Дорогу в Замоскворечье показывать не надо?
— Своими силами обойдемся.
КОМАНДУЮЩИЙ
— Как будем, товарищи, двигаться? — спросил Цивцивадзе. — Где и как нам лучше перейти Москву-реку?
— Лучше всего, конечно, вброд... — мрачно пошутил Штернберг. — Во-первых, пойдем врассыпную: если попадем к юнкерам, то не все скопом. И не берите с собой никаких документов, связанных
— Вы-то хороши, профессор! — И Волин сквозь свое пенсне посмотрел на Штернберга, на его такой непрофессорский вид. В кожаном костюме, в кожаной фуражке.
— Ничего. Мне все можно.
Штернберг тщательно просмотрел свои карманы. Переложил в карман куртки все, что как-то подтверждало его принадлежность к университетскому сословию. С сожалением отдал Соловьеву револьвер.
Темнело, когда он двинулся по Тверской. Ни одного человека, ни одного извозчика не было на пустынной горбатой улице. Какие-то редкие фигуры, наклонившись, перебегали улицу, и нельзя было понять, юнкера ли занимают позиции или бежит московский обыватель к себе домой из гостей, где он застрял в такое неудачное, негостевое время.
Штернберг шел своим обычным быстрым шагом и думал: где его остановят, а главное — кто? Студенты? Они все знают, что профессор астрономии Штернберг — большевик. И даже какое-то влиятельное лицо у большевиков. А что он их профессор — на это не посмотрят. У Штернберга сейчас не было никаких иллюзий. Юнкера? Эти, конечно, ничего и никого не знают. Большинство из них — иногородние и малоинтеллигентные люди. Брюсовский переулок он прошел без всяких осложнений. У Газетного из-за угла вышел патруль.
— Стой! Кто идет?
Штернберг остановился. Еще окончательно не стемнело, он отчетливо различил на шинелях погоны с литерами военного училища. Юнкера!
— Пожалуйста, господа. — Он порылся в кармане, нащупал глянец визитной карточки и протянул ближайшему юнкеру. Тот стал вглядываться в перечисление всех званий заслуженного профессора.
— Куда в такое время, господин профессор? Тут же стрельба идет, из-за каждого угла вас красные подстрелят.
— Не только у вас долг, господа. И меня ждут в университете срочные дела.
— Не идите к Охотному ряду, пройдите лучше Долгоруковским, господин профессор.
— Я так и собирался идти. Знакомая дорога.
Да, дорога была знакомой. Сколько раз шел по ней, раскланиваясь непрерывно со студентами. А теперь он больше всего опасается с ними встретиться... В Долгоруковском его еще раз задержал юнкерский патруль и так же быстро отпустил. Штернберг перешел на другую сторону Никитской. В арке ворот университета виднелся патруль, он наверняка состоял из белых студентов. Пусть лучше его останавливают юнкера!
Но он благополучно прошел по Моховой, пересек Воздвиженку и даже Знаменку. Здесь время от времени постреливали. Но несмотря на это несколько человек всегда накапливались в каком-нибудь защищенном от пуль закоулке, а потом, выждав перерыв в стрельбе, бросались бегом через улицу к следующему крыльцу. Штернберг останавливался в подворотнях и подъездах вместе с ними, вместе с ними перебегал...
А вот когда свернул с Волхонки на Ленивку, ведшую к Каменному мосту,
Капитан недоверчиво осмотрел Штернберга. Внешность его мало напоминала профессорскую.
— Куда вы направляетесь, господин профессор?
— В Нескучный сад, капитан. Конечно, не на прогулку. Там пункт астрономического наблюдения, установлена аппаратура, меня ждут сотрудники обсерватории.
— Вам придется вернуться. Через мост нельзя пройти. Правда, он наш, но Малый Каменный в руках красных. Там стреляют. И вообще весь этот район — Якиманка, Калужская, — весь он у красных. Вам туда не пройти. В вашем возрасте, пешком, под пулями... Идите назад, господин профессор, я вам дам юнкера в провожающие, быстрее доберетесь до университета. Наука подождет, пока мы этих не прикончим.
— Господин капитан! Наука — единственное, что не может ждать. Наблюдение над светилами нельзя откладывать так же, как нельзя откладывать до лучшего времени роды ребенка. Мы имеем возможность сегодня, и только сегодня, выяснить то, что представляет первостепенную важность не только для чистой науки, но и для практической жизни людей... Вот почему я, старый человек, иду через весь город, вместо того чтобы сидеть в теплом профессорском кабинете... Наука — вне политики, я надеюсь, что меня пропустят и те, как пропустили меня вы.
— С кем вы нас сравниваете, профессор? И как вы наивны! Эта взбунтовавшаяся чернь плюет на вашу науку. Да потом — пули не проверяют документы...
— Я буду осторожен, капитан.
— Если вам удастся пройти Большой Каменный, идите по Всехсвятской, прижимаясь к левой стороне. На той стороне, на набережной, завод Листа, но мы сдерживаем красных. А вот справа у них трамвайная электростанция, а значит и Малый Каменный. Бог вам в помощь, профессор. А уж на нас можете надеяться! Мы эту шваль пулеметами загоним в их вонючие дыры!
— Арма вирумку кано! Пою оружие и мужа! Как писал Публий Вергилий Марон... Если вы так любезны, черканите, капитан, на моей визитке, чтобы меня ваши не очень задерживали. Понимаете, светила не обращают внимания на людские беспорядки, они движутся по своим орбитам, не задерживаясь. Надеюсь, что прибуду на свой пункт вовремя.
Трамвайная станция, значит, у наших! Но до нее еще надобно пробраться по мосту, по Всехсвятской. Каменный мост как бы вымер. Трамвайные рельсы блестели под налетом снега. Штернберг шел, прижимаясь поближе к перилам. По нему не стреляли, он прошел мост благополучно и теперь шел, стараясь находиться в тени бесконечной каменной ограды Соляного двора. Стало совсем темно, черная кожаная одежда его почти сливалась с темной грязной стеной. Но через десяток шагов Штернберг уперся в небольшую свежевырытую канаву. Он остановился и сразу же был окликнут с нескольких мест.