Московский душегуб
Шрифт:
"Неужели отпускает!" С огромным облегчением Рикошет наспех покидал в портфель бумаги.
– Оставь, – сказал Алеша. – Документы оставь. Может, днем выгадаю часок, прогляжу.
Старый товарищ по зоне послушно вывалил портфель на стол. Из кабинета выбрался будто на цыпочках.
Алеша набрал номер Башлыкова.
– Не только Насти нету, но и Губин жопой накрылся, – сообщил без всяких предисловий. – На тебя одна надежда, Башлыков. Поможешь – навеки твой слуга.
Башлыков со вчерашнего дня был в тягостном раздумье.
– Что предлагаешь? – спросил он.
– Елизара
– Но где же все-таки твой Губин? Залудить-то вроде не мог?
– Губин объявится. Действуй, Башлыков.
– Попомни, Алеша, за такую рыбку щедро платить придется.
– Не груби, Башлыков. Действуй.
Из офиса Алеша сорвался домой. Пролетел по Москве, как на крыльях. Город в середине дня опустел, и Алеша ощущал себя невесомым. На ходу, у светофоров, перечитал Настану записку, потом порвал на клочки и белым веером выпустил в окошко. Упали дурные слова под колеса. Зачем она это затеяла, думал он. С ребенком понятная блажь, но зачем убегать? Мир так сер без нее.
Вдовкин сидел на кухне в привычном окружении – бутылка, закуска, стакан. Постаревший, опухший. Загадочная фигура. Когда-то поставил на орла, а выпала решка. С тех пор подохнуть не может и жить не в настроении. Один раз ему улыбнулась судьба, сдала козырного туза – Таню Плахову, да и ту смело в мусоропровод небытия. Кореш по несчастью. Алеша зажег газ, поставил чайник.
– Думаю, Женя, еще немного покеросинишь – и жди кондратия.
– Никакого кондратия. Окочурюсь враз.
– Не надейся на это. Будешь лежать истуканом и мычать. Овощем будешь.
– А сейчас я, по-твоему, кто? – с тяжким вздохом Евгений Петрович потянулся к родной бутылке. – Что ж про Настю не спросишь?
– Звонила?
– Только что, перед тобой.
Алеша почувствовал, как жилы напряглись.
– Где она?
– Не сказала.
– А что сказала?
Вдовкин нацедил себе граммов пятьдесят.
– Женя, не испытывай судьбу!
– Я ей передал, что ты переживаешь. Даже злишься немного.
Вдовкин наконец решился, опрокинул в раскаленное нутро первую дневную дозу. Сожмурил глазки, прислушался, куда юркнула. Алеша успокоился, больше не спешил, спешить было некуда.
– Первая рюмка как первый поцелуй, – объяснил Вдовкин. – Каждый раз не знаешь, чем кончится. То ли оплеухой, то ли любовью… Ты страдаешь, Михайлов, это хорошо. Возможно, скоро у меня появится приятный собутыльник.
– Наливай, – сказал Алеша. Выпили вместе водочки. Вдовкин заметил:
– Вот ты меня ругаешь за пьянство, а ведь я не пьяница.
– Кто же ты?
– Я честный русский интеллигент, не принимающий мерзостей вашей жизни. Но у меня нет сил бороться с ними. В каком-то смысле я хуже, чем алкаш, Мое пьянство – это бегство от борьбы. Своего рода дезертирство.
– Плюс к тому, что ты честный русский интеллигент, ты еще обыкновенный грабитель. Но и это не все.
Вдобавок ты убийца. Зачем Пятакова убил? Чем ты лучше нас? Тем, что больше книжек прочитал?
Вдовкин поднялся и выключил пофыркивающий чайник. Немного он был озадачен поворотом разговора.
Сколько
– Я Пятакова не убивал, – возразил он. – У нас была дуэль.
– Ага, конечно. Затолкали с Губиным в глотку ампулу – вот и вся дуэль. Заодно Петуха кокнули. Интеллигент! С вашим братом особенно надо держать ухо востро. Чуть зазеваешься – и нож в брюхе. Твой дружок, Губин, – тоже интеллигент? По уши в крови. Два сапога – пара. Если хочешь знать, Женечка, когда ты тут у меня неизвестно на каком основании поселился, я ведь ни одной ночки спокойно не спал. Уж думаю, не от страха ли и Настя сбежала. Тогда ее осуждать нельзя.
Вдовкин молча разлил водку.
– Кстати, о Насте, – Алеша улыбался, но взгляд был бесноватый. – Раз уж у вас завязались секреты, передай ей кое-что, когда встретитесь.
– Мы не собираемся встречаться.
– Да ладно тебе. Собираетесь – не собираетесь, я не в обиде. Ты только передай.
– Что передать?
– Скажи так. Если после того, как позвонит, через час не явится домой, перережу себе вены.
– Черный юмор, Алеша!
– Я по мелочевке не играю. Это ведь ей захотелось потягаться, кто кого крепче достанет.
Вдовкин махом опрокинул рюмку, сунул в губы сигарету. Растерянно моргал. В общем-то он не сомневался, что Алеша сделает, что обещал. Он всегда держал слово.
– Глупость какая-то несусветная…
– Не скажи, интеллигент. Это ты за свою поганую, пьяную жизнюшку цепляешься, как за мамкину титьку, мне своя недорога. Игровая, давно на кону…
Алеша самодовольно представил, как подыхает, истекая кровью, и освобождается от всего земного. Вот он, выход, вот оно, счастье, с белыми окнами в сад.
Представил еще, как Настя жутко содрогнется.
– Что с тобой, Михайлов? С одной рюмки повело?
– Надоела мышиная возня. Скучновато мне с вами, Женек. Наливай, не дрожи!..
Глава 21
Операцию Башлыков подготовил наспех, но больше всего его настораживал щенячий азарт Фомкина. Салага рвался на "мокряк", как на праздник. Башлыкову это было неприятно. Дурь из Фомкина поперла не ко времени. Убивать бандитов ему доводилось и прежде, но сегодняшний случай был особенный. Будучи романтиком, Коля Фомкин не считал бандитов вполне за людей, глубоко презирал всю нынешнюю обнаглевшую, воровскую, вооруженную шушеру, державшую масть по Москве, как на именинах у Пронькина; но одно дело влепить веселую пульку между глаз прущему на тебя, озверевшему дебилу с "Калашниковым" в руках, и совсем иное – пойти и хладнокровно укокошить доверчивого старикана, будь он хоть грешен, как сам сатана.