Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
— Погоди, псих ненормальный!
Сапёры уже остановились, присели отдохнуть, и Кузьмич посмотрел на Алибабаевича, махнул рукой и, перекрестившись на всякий случай, без лишних раздумий направился к ним.
— Buenas tardes, товарищи сапёры! От русос авиадорес! — Кузьмич был сама галантность и, достав пачку местных сигарет «Лигерос», с опаской протянул её сидящим на бомбе сапёрам.
— Buenas! — один из испанцев вытер лоб и закурил. — Видите? Опять немцы нам «подарок» прислали! Хорошо, что не
— Склад? «Кете ходан!» Зачем склад? Моя сразу брать! — влез в разговор выглядывающий из-за спины Кузьмича маленький азиатский стрелок.
(прим. автора: «Кете ходан!» — аналог английского «Фак Ю»)
Испанцы переглянулись и заулыбались. Один, тот который был постарше, даже хмыкнул и спросил:
— А зачем вам немецкая бомба?
— Казан делать будем! Коньо Кальдеро! Очень надо! — Алибабаевич опять опередил основательного Кузьмича, но, видя непонимание на лицах испанцев, прибёг к универсальному средству:
— Скажи им, Кузьмич!
(Прим. автора: «Коньо!» — буквальное значение — вульгарное слово, обозначающее женские гениталии. Часто используется как аналог русского «блин!», «бл**ть!». Может употребляться как выражение удивления, аналог русского «Офигеть!», «Да ладно!», «Нифига себе!».)
Теперь молчание повисло над всей группой.
— Что-что делаете?! — медленно переспросил другой сапёр.
— Казан, чтобы плов варить! Кальдеро для паэльи! — важно объяснил советский штурман, жестикулируя руками для лучшего понимания.
Испанцы переглянулись ещё раз, потом хором расхохотались.
— Русские… они сумасшедшие! — наконец выдавил один, хлопая второго по плечу. — Давай отдадим! Пусть варят! Вы только отмойте как следует!
Алибабаевич в надежде оглянулся на Кузьмича. Тот, бурча себе под нос про идиотов, которые делают казаны из бомб, достал ещё пачку сигарет «Лигерос» и протянул её старшему.
— Договорились!
Испанцы были исключительно довольны и доброжелательны. Сапёры тут же предложили разрезать корпус ацетиленовым резаком, чтобы хоть немного облегчить жизнь двум русским авиационным изобретателям. Обсуждение сделки перешло в практическую плоскость.
Через десять минут вокруг уже собралась приличная толпа испанцев с советами, через пятнадцать приехала тележка с ацетиленовым резаком, и работа закипела.
— Что срезаем? — спросил один из сапёров, готовя инструмент.
В русской транскрипции ненормативной испанской лексики стороны поняли, где надо «хренакнуть» корпус бомбы, куда «прихреначить» ручки и где «отхреначить» немного лишнего взрывателя.
— Хвост нафиг, а корпус укорачиваем сантиметров на двадцать-тридцать.
— Крышку делать
— Обойдё… — Кузьмич получил приличный толчок локтем от Алибабаевича, — Обязательно будем! — внёс поправки на ветер штурман.
Разрезка заняла около получаса. Сначала аккуратно срезали носовую полукруглую часть. Казалось, Алибабаевич получит инфаркт, так он переживал за появляющийся из-под огня резака казан. Затем убрали лишние детали, и один из сапёров даже немного приварил ножки и слегка подправил форму, чтобы бомба лучше стояла на земле. Сварка стоила друзьям ещё одну пачку «Лигероса».
— Ну, теперь точно казан! — довольно сказал Кузьмич, постукивая по обновлённой части немецкой бомбы. — Литров на десять-двенадцать будет, и так килограммов десять веса в нём, — сказал он, пытаясь определить размер.
— Тридцать семь сантиметров ровно! Немецкая же бомба! — посмеялся старший из сапёров.
— Хорошо!! Тяжёлый, зараза. Чугуний потомушта… — Алибабаевич просто лучился счастьем, приподнимая казан. — Кузьмич сильный! Очень! Может один казан таскать!
Сапёры вытерли руки и одобрительно кивнули:
— Только вы нас предупредите, когда будете варить! Хотим увидеть, как русские делают еду в немецкой бомбе.
Кузьмич усмехнулся и подмигнул:
— Приглашение получите лично!
Кузьмичу достался котёл, который он то тащил за спиной, то нёс за ручки, то, смеясь, надевал на голову. Алибабаевичу, на манер средневекового щита, досталась крышка с ручкой. Навьючившись как корабли пустыни перед забегом через всю Сахару, друзья отправились на добывание мяса.
Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола.
Лёха крутил головой, проверяя пространство. Где второй?
Он знал, что «Фиаты» лучше пикируют и слегка быстрее по скорости, а его «Чато» имеет гораздо больше шансов, если втянуть «Фиаты» в манёвренный бой.
Его «Чато» пошёл в левый вираж, словно ввинчиваясь в небо.
Он ожидал, что противник попробует переложиться и уйти вправо, как учили франкистов. Но итальянец похоже пытался разогнаться, надеясь перехватить Лёху на выходе.
— Не выйдет! — сквозь сжатые зубы подумал Лёха.
Он резко утопил левую педаль до пола и рванул ручку на себя, закручивая самолёт в резкий боевой разворот. «Чато» дёрнулся, словно вспугнутая чайка, и буквально вынырнул, за хвост итальянцу.
Загнав самолёт противника под капот, Лёха нажал гашетку, пулемёты послушно затрещали, выплёвывая длинные рваные полосы трассеров. Но «Фиат» сорвался вниз.
— Вот же змеюка! — Лёха высказался, поняв что враг уходит вниз в пике. Итальянец разгонится быстрее и уйдёт.
Лёха плюнул и потянул самолёт вверх, чтобы не терять высоту.