Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Хренов Алексей

Если вам нужно будет решить какой-то ваш флотский вопрос авиацией, вы будете звонить товарищам Кацнельсонам и просить выделить вам самолёты.

Вам, конечно, будут идти навстречу и выполнять запросы. По возможности. Правда, самолётов пришло всего тридцать, с моим тридцать один, а задач у Якова Владимировича на все триста и все срочные.

У меня же сейчас самолёт заточен под решение узконаправленных задач флота: разведка, фотографирование, сопровождение конвоев, нанесение ударов по аэродромам, портам и, главное, кораблям противника. Какой начальник потерпит, чтобы я катался

с рацией, переговорным устройством, крупнокалиберными пулемётами, хорошими картами, фотоаппаратами, да ещё и с лучшим штурманом. C СБшки меня подвинут, их мало и они пока быстрее всех тут. Я парень резкий, из детдома, молчать не умею и никому такой геморрой на свою голову не нужен. Сунут на какой-нибудь «Фарман» или «Ньюпор». «Бреге», опять же, сказочный самолёт. Но мне то честно пофиг, — улыбнулся Лёха.

— Это первый вариант, — закончил повествование Лёха.

Кузнецов задумчиво смотрел на молодого парня, который в нескольких предложениях нарисовал ему реальный расклад, который мучил Кузнецова с момента приезда. Пожевал губы, глядя на Лёху и спросил:

— Как так можно, это прямо эгоизм, мещанство какое то. Мы же одно дело делаем! — пролетарское сознание Кузнецова не могло просто так согласиться с простым цинизмом Лёхи.

— Товарищ капитан второго ранга, как сказал вчера комбриг Смушкевич, никакой стрельбы и никакого воровства не было, — Лёха принял строевую стойку «смирно» и тупо стал смотреть прямо перед собой.

— Ладно, а второй вариант? — оттаял и заинтересованно поинтересовался Кузнецов.

— А второй вариант, когда испанцы выделяют вам самолет или даже несколько, хотя это вряд ли, — улыбнулся Лёха, — с экипажем, и он поступает в распоряжение флота и работает по флотским задачам, а числится прикомандированным к аэродрому. Тогда вы имеете возможность поставить задачу и приказать, а не просить.

Понятно, что будем летать бомбить и с армейцами тоже, помогать если надо, но основные задачи будут у интересах флота. А иначе кто будет конвои сопровождать?

— И как ты себе представляешь это сделать? — ещё более заинтересованно спросил Кузнецов.

— Да зайти с двух сторон. Договориться с испанским морским министром, он пробьет у испанских авиаторов официальное выделение пока одного нашего борта в ваше командование. И со второй стороны подстраховаться. Выйти на Начморси, приготовить и подписать у Ворошилова или у одного из его замов, бумагу на советника по авиации в Мадриде, что мол советуем, — Лёха выделил слово голосом, — выделить специально оборудованный борт под нужды флота.

— Ясно. — Кузнецов задумчиво прошёлся по своему небольшому кабинету, — может кстати и сработать. Если будет успех, то благодаря мудрому руководству, а если косяк, то это мы сами тут виноваты, не вняли гениальным советам! — с сарказмом посмеялся Кузнецов…

Кузнецов опять завис на секунд на сорок и в итоге сказал:

— Алексей, я тебя услышал. Мне твой второй вариант нравится. Командиры у нас собрались прекрасные, и Смушкевич, и Проскуров, и Пумпур, и республиканцы. Вменяемые, как ты говоришь. — рассмеялся Лёхин начальник.

— А от уродов в наших рядах партия избавляется и будет избавляться

беспощадно, — всё таки съехал главный военно-морской советник на политику.

Лёха счёл за лучшее промолчать и оставить при себе свои мысли про наступившие Большие чистки.

И вдруг, уже прощаясь, под конец беседы Кузнецов ехидно поинтересовался:

— И скажи голубь мой сизокрылый, зачем ты намалевал флаг военно-морского флота СССР на своем самолете, нарушая секретность?

17 октября, кафе около порта, Картахена.

Выйдя от Кузнецова, не успевший позавтракать Лёха направился в местное кафе слопать чего-нибудь вредного. Настроение было ещё и накатить бы грамм сто пятьдесят, а лучше двести. Он шёл и думал, что действительно надо быть аккуратнее, а то приспособился в этой испанской вольнице решать все проблемы пистолетом. Конечно Николай Герасимович прав, надо было спокойно решить вопрос, не доводя дело до стрельбы.

«На Родине бы меня за такие приколы расстреляли без разговоров», — носилась в мозгу мыль.

Заскочив в маленькую кафешку и заказав себе «валенсиану» — паэлью с морепродуктами, Лёха задумался о своей жизни.

«Надо признать, что как то у меня и правда излишне резко отношения с некоторыми товарищами, и особенно с политработниками складываются», — думал Лёха. Нет, среди них попадаются и вполне приличные люди. Ему вспомнился его первый комиссар, Владимир Александрович из Качи, в целом не вредный мужик. Лёха подумал, что явно дает себя знать привычка быть независимым из прошлой жизни и скорее всего именно по этому его так раздражает, когда кто то решает за него, что хорошо, а что плохо…

И тут принесли паэлью… И вырабатываемый желудочный сок напрочь задавил прочие реакции молодого и голодного организма, включая любые мысли о политике…

Настоящая Лёхина война в Испании только начиналась.

Глава 26

Золотая лихорадка

20 октября 1936 года. Пригород Картахены

Шестеро молодых людей с военной выправкой собрались в одном из домов на окраине Картахены. На них была разная гражданская одежда, но военная осанка и слаженность движений выдавали их подготовку. Как сказали бы в далёком будущем — РДГ, один из диверсионных отрядов франкистов, собравшийся для обсуждения предстоящих действий. Их путь сюда занял почти две недели, и на каждом шагу они сталкивались с опасностями и препятствиями. К их счастью, по дороге везде находились сочувствующие делу Франко, которые помогали в трудных ситуациях.

Сейчас они подошли к финальной цели своего долгого путешествия. Командир, крепкий сорокалетний офицер, всю жизнь посвятивший служению Испании, презирал бардак, который устроили республиканцы в армии. Он поддержал Франко всей душой и теперь ставил своим людям задачу.

— Нам поручено контролировать дорогу, ведущую от аэродрома в сторону Мурсии, — начал он, видя, как на лицах бойцов мелькнуло разочарование. После всех трудностей, через которые им пришлось пройти, этот маршрут казался второстепенным вариантом, который не стоил затраченных усилий.