Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая
Шрифт:
Полуторка накренилась в повороте, едва не завалясь на бок. Взгляд Лёхи выхватывал из сумерек край обочины и редкие кусты, пока машина лихорадочно мчалась вперёд. Уже прилично стемнело, и видимость ухудшилась. Лёха выжимал из полуторки всё, что можно, заставляя мотор реветь на высокой ноте и мчаться вперед. Машина становилась всё менее послушной.
Вдруг, прямо перед ним из темноты вынырнул забор, словно вырос из ниоткуда. Лёха среагировал автоматически и выкрутил руль влево до упора, пытаясь уйти от столкновения. Машина дёрнулась в сторону, но тут же сорвалась
Полуторка с грохотом помчалась вниз по крутому склону, резко ускоряясь. Вцепившегося в руль Лёху бросало по кабине, его нещадно било о стены, руки с трудом удерживали руль. Машина налетала на крупные камни, подпрыгивала, почти взлетая в воздух, и каждый удар отдавался по всему кузову.
Движение стало неуправляемым, машина налетала на препятствия несколько раз, снова подпрыгивала и видимо достигнув дна склона вдруг дернулась и задрав капот пошла на подъем. Раздался жуткий треск и через секунду она влетела в полную темноту, врезавшись во что-то твёрдое, словно наткнулась на бетонную стену. Лёху бросило вперёд, руль впился в грудь, и сознание резко померкло, погружая его в чёрную пустоту.
23 октября 1936 года. Тупик на железной дороге около Лос-Альказарес.
Прождав безрезультатно всю ночь возле железнодорожного тупика в районе Лос-Альказареса, Александр Орлов чувствовал себя разбитым и был очень раздражён. Бессонная ночь вкупе с растущим беспокойством о срыве операции не давали ему покоя. Под утро, он начал действовать, отправил своего напарника в Картахену с поручением собрать информацию в арсенале, а сам сел в машину и отправился к танковой бригаде, откуда его стараниями было изъято золото, рассчитывая получить от военных хоть какую-то ясность о судьбе груза.
В танковой части его встретил сам комбриг Семён Кривошеин, который явно не ожидал визита представителя НКВД. Танкист выслушал внимательно, но не скрывал удивления столь пристальному контролю. Тем не менее, он незамедлительно подтвердил выделение автотранспорта для перевозки ящиков.
Вежливо, но без лишних эмоций, Кривошеин пояснил:
— Машины выделил по приказу. Видел, как ящики вчера вечером испанцы передали англичанам. Колонна ушла уже почти ночью.
Орлов выслушал его молча, а Кривошеин, видя на его лице немой вопрос и не правильно поняв причину беспокойства, продолжил:
— Теперь пока они до Мадрида доберутся, неделя пройдёт, не меньше. Мы сами, скоро на фронт. Наверное, туда перебазируемся быстрее, чем водители успеют вернуться. Не переживайте, транспорт мы выделили, груз уехал по назначению, водители надёжные, довезут.
Орлов сдержал удивление. Он понимал, что Кривошеин уверен в своих действиях и не видит поводов для сомнений. Выдержав паузу, он коротко поблагодарил танкиста:
— Ясно. Благодарю за чёткое исполнение приказа, отражу в рапорте.
Кривошеин удивлённо слегка приподнял бровь, но опять ничего не сказал, наблюдая, как представитель НКВД направляется к машине.
«Похоже англичане кинули меня с грузом
23 октября 1936 года. Пещера в окрестностях Лос-Альказарес.
Лёха очнулся от боли в груди и левой ноге. Он лежал на руле почти в полной темноте, лишь слабое свечение сзади пробивалось сквозь щели, едва позволяя разглядеть смутные контуры вокруг. Кряхтя, он выбрался из-под руля и откинулся на сиденье. Рёбра ныли, но дышать вроде бы можно было, без резкой боли.
— Будем надеяться, не перелом, а просто ушиб, — подумал он, массируя грудь. Нога болела особенно сильно — он, видимо, сильно ударился об что-то под рулём. Потрогав лоб, Лёха нащупал здоровенную шишку, которая отозвалась резкой болью при каждом прикосновении.
Он попробовал открыть правую дверь, но та едва приоткрылась на десять сантиметров и упёрлась во что-то твёрдое. Попытка приложить сиду провалилась, дверь не открывалась. Собравшись с силами, на ощупь Лёха подобрал с пола кабины свой Браунинг, чехол с фотоаппаратом и сумку с катушками отснятой плёнки.
С трудом протискиваясь мимо руля, он толкнул водительскую дверь. Она открылась чуть больше, давая шанс выбраться наружу. Лёха начал пролезать в приоткрытую щель, но в какой-то момент застрял, повиснув головой на улице и оставив ноги в кабине.
«Словно Винни-Пух, застрявший в норе у Кролика», — думал Лёха, дергаясь из-за всех сил.
Он дёргался, повиснув головой вниз, упираясь руками в землю, но зад никак не желал пролезать.
— Да уж, стоило попадать в этот мир, чтобы подохнуть зажатым в какой-то дыре, — пробурчал он, злясь на свою беспомощность.
Лёха медленно, по сантиметру, протискивался сквозь дверь, пока, наконец, не потерял опору и не свалился под колёса. Но зато освободил ноги из кабины. Весь помятый и расцарапанный, он ползком протиснулся между задними колёсами полуторки и каменной стеной, чувствуя, как каждое движение отдаётся болью в теле.
— Это куда ж меня угораздило въехать? — думал Лёха, встав около заднего борта полуторки, — пещера какая то что ли, сказал он пытаясь разглядеть окружающую его действительность.
Пройдя метров семь, он упёрся в густые и колючие кусты. Раздвигая их руками Лёха пролез по коридору, который пробила в кустах полуторка.
Выбравшись на поверхность, Лёха оказался на дне крутого оврага. Полуторка слетела с длинной обрывистой насыпи и влетела в какую-то пещеру, скрытую среди камней. Лёха поднял голову, и над ним раскинулась звёздная ночь, чёрное небо усеянное яркими звёздами и словно улыбаясь ему, ярко светила Луна.
— Ахренеть! — бормотал себе под нос Лёха, распихивая свои пожитки — фотоаппарат, Браунинг и сумку с кассетами плёнки. Он осмотрелся, ища путь и заметил склон, который казался ему чуть менее крутым, чем остальные. Карабкаться было тяжело — каждый шаг давался с трудом, острые камни цеплялись за одежду и оставляли ссадины на руках. Лёха выбирал опору, хватаясь за выступы, корни и сухие кусты, которые были настолько крепкими, что могли выдержать его вес.