Мосты
Шрифт:
Саррет выпустил её руку и, помедлив, зашагал дальше, оставив в душе привкус разочарования. На долю секунды Элье показалось, что он хочет обнять её, прижать к себе, успокоить… Но либо ей действительно показалось, либо он сдержался в последний момент.
Прошло ещё часа полтора, прежде чем они решили сделать привал и перекусить. Саррет и Элья как раз шли через лес, подыскивая местечко посуше, когда услышали голоса. Слов было не разобрать — ветер доносил только отголоски — но говорило явно несколько человек.
— Пойду, гляну, — шепнул Саррет.
— Я с тобой.
— Ладно.
Однако вскоре выяснилось, что грибниками говорившие быть никак не могут.
— Может, сказать хочешь напоследок что-то, или просьба какая есть?..
На протяжный, с ленцой, голос отозвался другой, презрительный:
— Сказать? Да, пожалуй.
Последовавшая за этим длинная фраза являла собой пожелание окружающим умереть в мучениях, причём способы смерти были описаны очень изобретательно. Элья, которая не очень хорошо знала иланскую брань, поняла далеко не все слова.
— Ах ты…
— Спокойно. Не глумись над человеком, ты бы ещё не то на его месте сказал.
— Дерьмо татарэтское…
— Угомонись, говорю!..
Вскоре Элья увидела просвет за деревьями — небольшую полянку, где собралось около пяти человек. Шестой стоял под деревом на некотором возвышении — ног его, вместе с собственно возвышением, отсюда было не разглядеть; зато хорошо было видно его шею и верёвку, тянувшуюся от этой шеи к суку дерева. Элья сдержала испуганный возглас и прислонилась к стволу ближайшего тополя, с тревогой наблюдая, как Саррет крадётся ближе к приговорённому и его палачам.
— Ну что ж, господин Малт…
— Малт Ипрес.
— Ах, так ты ещё и с фамилией, шваль…
— Помолчи. За воровство и за свой поганый язык ты, Малт Ипрес, приговариваешься…
В этот момент Саррет вдруг выстрелил в воздух. Элья вздрогнула и ещё сильнее вжалась в ствол дерева.
«Если это нас не касается, возвращаемся», — промелькнуло в её голове эхо Сарретовых указаний.
Ну-ну.
Саррет вышел на поляну, направив револьвер на единственного человека, у которого было ружьё.
— Рагирская полиция, — сказал он. — Что здесь происходит?
— А чего это ты не в форме? — спросил кто-то особенно наглый.
— Я могу показать свои документы. Но для начала хотел бы увидеть ваши. Кто вы такие, откуда?
— Деревня Салака, в версте отсюда, — отозвался один из палачей, самый спокойный из всех. — Мы казним вора, господин полицейский. А документы мы с собой отродясь не носили…
— А вот это очень плохо, — неторопливо произнёс Саррет. Элья уже замечала, что по-илански он никогда не говорит быстро — так его акцент становится практически незаметным. — Я обязан вас задержать. За отсутствие документов и за самосуд…
Самый спокойный оказался и самым сообразительным. Он быстро скумекал, что один человек с револьвером не арестует пятерых иланцев, и потому, не дожидаясь, пока Саррет договорит, припустил с поляны.
Элья
Беглец тут же попятился, едва не упав.
— Не стрелять! — крикнул Саррет. И тут же понизил голос, обращаясь к палачам: — Бегать не советую. Нас здесь много, и я могу в любой момент отменить приказ.
Они застыли, кто где был. Первый беглец — дальше всех, ещё двое мужчин, попытавшихся последовать его примеру, чуть ближе. Человек с ружьём, которого Саррет по-прежнему держал на мушке, оставался неподвижным. Тем временем вор, несмотря на своё незавидное положение, обозревал сцену с явным любопытством.
— Так как здесь идут следственные действия, то у меня нет времени и возможности с вами возиться, — невозмутимо продолжал Саррет. — Поэтому поступим следующим образом: вы отдаёте мне оружие и уходите в свою Салаку.
— Но преступник…
— С ним я сам разберусь.
Мужчины переглянулись с явной растерянностью. Удивительно, но наглую ложь Саррета они в конце концов приняли за чистую монету. Возможно, их сбила с толку звучавшая в его голосе уверенность.
Зато Малт Ипрес отчётливо хмыкнул со своего постамента. Но, видимо, салакинцы решили, что этим звуком приговорённый обозначил своё отношение к Сарретову обещанию.
Полицейский забрал ружьё, повесил его себе на плечо и некоторое время смотрел вслед уходящим жителям деревни Салака. Потом, пока Элья шла к поляне, разрезал верёвки, стягивающие руки пленника за спиной.
— Я не отдавал распоряжения выходить, госпожа Аль, — сказал Саррет, внезапно перейдя на родной язык.
— Вы отдавали распоряжение следовать за вами, — с вежливой улыбкой напомнила Элья и повернулась к несостоявшемуся висельнику: — Вы в порядке?
— О, в полном, — насмешливо отозвался тот, спрыгнув с бочонка. — Женщины в полиции? В моё время такого не было.
— В твоё время в полиции вообще был полный бардак, — заметил Саррет.
Такого презрения Элья никогда прежде в его голосе не слышала — обычно подобные чувства Саррет с успехом маскировал. Хотя человек, которого они только что освободили, внушал скорее симпатию: его лицо, заросшее трёхдневной седой щетиной, лучилось улыбкой, серые глаза по-доброму щурились, а русые волосы, спадавшие на плечи, довершали образ эдакого романтичного бродяги. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять.
— Что теперь, арестуешь меня? — спросил Малт Ипрес у Саррета.
— К сожалению, я слишком спешу.
— К твоему сведению, я ничего у них не крал. Это они обобрали меня до нитки.
— Во-первых, я тебе не верю, а во-вторых, мне плевать. Аль, пойдёмте.
— Сар, ну в конце концов… — Вор удержал полицейского за плечо. — Выслушай меня хотя бы. Клянусь, я просто хотел заработать немного денег, но они, мало того, что не заплатили мне, так ещё и отобрали всё, что мне удалось заработать прежде, просто потому, что я татарэтец…