Мосты
Шрифт:
— Понятно, — сказал Трумар. И добавил после паузы: — Я думал, что все вы превратились в птиц…
— Я — единственная, кроме Макоры, кто избежал этой участи. Поэтому… поэтому, господин Трумар, я была бы вам очень признательна, если бы вы сохранили встречу со мной в тайне. У меня единственные в своём роде приметы.
— Само собой. Я вообще считаю, что все мы должны держаться вместе… Те, кто знает правду.
Элья вздохнула и грустно уточнила:
— Какую именно правду?
— Правду о том, что представляет собой государь Панго.
Элья решила пойти ещё дальше и, подстраиваясь под его грубоватую манеру, уточнила:
— Вы
Трумар ответил не сразу.
— Я имею в виду в первую очередь его сумасшествие, — сказал он, понизив голос, хотя вокруг не было ни души. — Ходят слухи о том, что это Эрест рехнулся, и страной уже давно правят другие люди. Но если это и так, то слабость ума у них — явно семейный недуг. Говорят, Панго слишком рассеян на всеобщих торжествах, он невпопад отвечает на вопросы, смотрит как будто на что-то, невидимое другим…
Элья нахмурилась. За время своей работы при Инерре-Инильте она очень редко встречалась с государем. Но если бы что-то было не так, она бы заметила… или нет? А если нет, то не очередной ли это прокол? Ей ведь полагалось быть наблюдательной…
Один безумный король, второй безумный король… что будет дальше, что ждёт Татарэт?
— Я давно не встречала государя, — призналась Элья. — Зато видела королеву. Должна признаться, она показалась мне… странной.
— А, это всеобщее помешательство! — воскликнул Трумар. — Заметили, да, как её встречали? Как будто сама Ларбет вернулась в наш мир! Может, чтобы прочувствовать момент, нужно было родиться в Кабрии… но я не увидел в её появлении ничего особенного. Странная, вы говорите… Ну, возможно… А может, люди просто слишком боятся. Всё-таки на троне сидит чокнутый изувер, которому помогает ведьма. Попробуй, скажи что-нибудь не то про королеву — мигом очутишься в крепости!
— Ну, это вы преувеличиваете… — протянула Элья, следуя одному из наставлений учителя Тербо: хочешь вызвать человека на откровенность — усомнись в его словах.
— Да? А вы знаете, сколько народу пропало из тех, кто пытался вызнать, что это за Инильта такая, и откуда она взялась? А вы знаете, что одну девушку, дочку скрипача, который играл у нас, недалеко от почты, изуродовали только за то, что она во всеуслышание заметила, что королева, дескать, бледновата?
Элья похолодела.
— Как это — изуродовали?
— А очень просто: лицо всё изрезали. Арестовали, препроводили в Сакта-Кей, а оттуда она вернулась… жутко вспомнить… Всю жизнь девчонке искалечили. Конечно, посмотришь на таких — и десять раз подумаешь, прежде чем какие-то замечания делать. Мне-то, я считаю, ещё повезло. Так, нутро болит, но это пройдёт, я знаю. А глаз — и вообще ерунда…
— Я не понимаю… — пробормотала Элья. — Я не понимаю — зачем…
— Да что тут понимать? — Трумар пожал плечами. — Просто делают, что хотят. Они же знают, что им за это ничего не будет.
— Да, наверное…
— Как вас зовут, кстати? Вы до сих пор не назвались.
— Элья, — после короткого колебания ответила девушка. — Меня зовут Элья…
14
Когда от перрона отходил какой-нибудь поезд, стены трактира «Вагон» тряслись, даже стёкла дребезжали. Слишком уж близко была станция: знакомую жёлтую постройку с часами можно было увидеть из
Элья со своего места тоже видела жёлтое строение, хотя сидела вовсе не у окна, а за барной стойкой. «Там всегда есть свободные столики…» Интересно, а сам Саррет когда-нибудь пользовался этим каналом? Говорил с такой уверенностью, как будто да. Но сидя в переполненном трактире, Элья сомневалась, что это действительно было так.
Впрочем, Саррет не стал бы лукавить без необходимости. Раз говорил — значит, у него были на то основания. Просто многое меняется, хорошие трактиры закрываются, и людям приходится выбирать «Вагон». А сейчас к тому же мест в округе наверняка не хватает: многие кабрийцы скупают билеты на поезда, стремясь составить компанию своему повелителю, который как раз в это самое время следует в столицу в сопровождении шемейских дворян, своих ближайших сподвижников и своей личной охраны. Всего набралось около сотни человек — если не учитывать того, что каждого мага можно было бы считать минимум за двух, не говоря уже о Макоре.
Все эти подробности Элья узнала уже здесь — «Вагон» был шумным местом, новости в трактире пересказывались по нескольку раз разными людьми, смаковались, а если были лестными для Панго, то пересказывались громко.
Без четверти пять многие засобирались, покидали на столы деньги, похватали котомки, распрощались со случайными собутыльниками. Стало менее людно и почти тихо.
Ровно в пять «Вагон» в очередной раз затрясся, задрожали стёкла.
Элья прикрыла глаза.
Успел ли он? Не задержали ли его?.. А может, выбрал другой вид транспорта, и только на следующей станции сядет на поезд — тот, который отойдёт отсюда только в семь?..
— Госпожа желает что-нибудь ещё? — мрачно осведомился трактирщик. Ему явно не нравилась клиентка, которая никак не могла выпить два стакана пиррея, хотя сидела уже больше получаса.
— У меня всё есть, спасибо.
Пиррей допивать было необязательно, да и вообще следовало бы переместиться в гостиницу. Встреча с Гартаном состоялась, номер комнаты она знает — теперь нужно заселиться, а потом сидеть и ждать… Но Элья считала, у неё есть в запасе ещё время — Гартан всё равно явится к ней не раньше, чем часа через полтора. А судя по его отстранённому выражению лица, он как будто вообще не собирается никуда уходить. Вон, стоит у кухни — высокий лохматый мужик в зелёном фартуке. Такой же угрюмый, как сам трактирщик… Вот скрипнула дверь, и Элья заметила, как Гартан неприветливо посмотрел в сторону входа. Конечно, это не ресторан — официант и не почешется, пока его не позовут. Стул выдвигать, спрашивать о пожеланиях — за этим, пожалуйста, в Аасту…
— Здесь лучшее пиво в квартале, господин Кард! Поверьте мне на слово…
Элья обернулась через плечо, лишь в последний момент сделав расслабленное, скучающее лицо. Никто не знал, каких сил ей это стоило, потому что голос вошедшего был голосом Саррета.
Девушка повернулась обратно. Сжала пальцы вокруг стакана с остывшим пирреем, но поднять его не решилась — боялась, что задрожит рука.
Периферийным зрением и ещё каким-то неназываемым чувством она видела, как Саррет подходит к стойке.