Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия
Шрифт:
– Поедешь?
– Сначала надо отобраться.
– У тебя это получится, – уверенно заявил собеседник. – Я в людях разбираюсь и могу немного предсказывать будущее. Это у меня от деда, известного украинского поэта и журналиста Александра Карловича, которого я, правда, не застал, он умер до моего рождения. Так вот моё чутьё мне подсказывает, что ты поедешь на Олимпиаду. А про медаль не скажу, туман дальше.
Он снова разлили водку на троих. У меня в голове и так уже малость шумело; со Стругацкими до этого пару рюмашек опрокинул, и ещё одну с режиссёрами. Теперь вот снова
– У меня режим, ещё одну – и хорош, – твёрдо заявил я.
– Понял, – неожиданно легко согласился Тарковский. – Всё на алтарь будущей олимпийской победы. Давай за неё и выпьем!
Выпили. Закусили… Благодаря ускоренному метаболизму в желудке уже появилось свободное место, так что я не ограничился снова огурцом, подцепил из глубокой вазочки вилкой покрытый плёночкой слизи маринованный грибок и отправил в рот. А потом ещё один. Оставалось их там с десяток, ну я и не стал рефлексировать, тем более что вроде бы кроме меня на грибы никто больше не покушался. Отведал и маринованных помидорок… В целом ассортимент напоминал посиделки в деревенской избе, только что сала не хватало, да вместо самогонки была «Столичная».
– А ты что из наших работ видел? – неожиданно сменил тему Тарковский.
Вопрос слегка поставил меня в тупик. Так-то я помнил практически все фильмы Тарковского и многое из того, что снимал в моей прежней реальности Кончаловский, но был риск допустить ошибку в дате, называть ещё не снятый фильм.
– У Андрона Сергеевича видел «Первый учитель», «Историю Аси Клячиной…», «Дворянское гнездо» и «Дядю Ваню». У вас, Андрей Арсеньевич – картины «Иваново детство» и «Андрей Рублёв».
Кажется, по датам не ошибся. Хотелось бы верить, чтобы не попасть впросак. Всё-таки попал.
– Лента выходила в укороченный прокат и сильно порезанная, под названием «Асино счастье», – поморщился, словно от зубной боли, Кончаловский. – Положили, сволочи, на полку.
– Да-да, «Асино счастье», – поддакнул я. – Сам не знаю, откуда это название выскочило – «История Аси Клячиной».
Блин, хорошо ещё, я полное название фильма не назвал, это вызвало бы дополнительные вопросы.
– А помнишь, как на премьере Смоктуновский встал перед тобой на колени? – вдруг спросил Тарковский.
– Такое разве забудешь… Зато Шкловский перенес сердечный приступ, так на него сцена похорон деда подействовала. А моя первая режиссёрская работа – короткометражка «Мальчик и голубь», – добавил Кончаловский с какой-то ностальгией во взгляде. – Снимал ещё во ВГИКе. Между прочим, на Венецианском кинофестивале 62 года в конкурсе детских фильмов картина получила «Бронзового льва». А ты мне бабочку тогда не отдал.
Последнее уже было обращено к Тарковскому. Видя в моих глазах непонимание, счёл нужным пояснить:
– Он ведь тоже на том фестивале своего «Золотого льва» получил за «Иваново детство». Причём улетел первым, и выпросил у меня бабочку для официального приёма. Я эту бабочку стащил у отца. А через три дня вдруг и меня приглашают на фестиваль с той самой детской короткометражкой. В Венеции с Андрюшей и встретились. Но он переночевать меня в свой номер не пустил…
–
– Во, видал ревнивца?! Так и пришлось потом на пляже ночевать. А потом он сходил на приём в моей – вернее, моего отца – бабочке, и когда мне нужно было идти на приём, эта сволочь бабочку мне не вернула. Назло, из-за Вальки! Пришлось потратить на эту несчастную бабочку 10 долларов.
– Ага, зато водкой расторговался, – поддел друга Тарковский. – Ладно, чего былое бередить… Я вот сейчас снимаю фильм по роману польского писателя-фантаста Станислава Лема, – повернулся он ко мне. – «Солярис», читал, может?
– Читал, – кивнул я. – Это про мыслящий океан и призраки на орбитальной станции.
– Вот-вот, про него, про океан. Хотя смысл моего фильма гораздо глубже… В общем, вырвался в Москву на пару дней, а тут Андрона встретил, решили встречу отметить.
– Хорошие роман, философский, – сказал я и спросил, чтобы поддержать тему. – И кто в главных ролях?
– Банионис и Наташа Бондарчук. Молодая, жутко талантливая актриса.
Ну как же, соблазнил девушку, будучи намного взрослее, да ещё и женатым … Хотя и она была замужем. Читал я об этом романе, так ничем и не закончившемся.
– Думаю, это будет мой лучший фильм, – уверенно заявил режиссёр. – По крайне мере в ближайшем будущем.
– Если цензура его не порежет, как мою, Аську, – добавил Кончаловский. – Я тоже думал, что это будет лучший мой фильм, прорыв в отечественном кинематографе.
Слушал их и думал, какой сегодня насыщенный знаковыми знакомствами день. Сначала братья Стругацкие, теперь вот Тарковский с Кончаловским. В прежней своей, первой жизни я о подобном не мог и мечтать. Жил себе тихо-мирно, никого не трогал, возился с техникой… А к финалу своего существования и вспомнить-то нечего оказалось. Сейчас же за полтора года уже столько всего случилось, что даже не верится, что всё это было со мной. Ан нет, вот сижу в ресторане Центрального дома литераторов, в легендарном месте, за одним столиком с самим Тарковским… Ну и Кончаловским, что-то он у меня в качестве какого-то бонуса вырисовывается постоянно. Согласен, Тарковский – фигура неоднозначная, некоторые его фильмы я больше одного раза смотреть не мог, но если уж в моей истории всё мировое кинематографическое сообщество считало его гением, то мне ничего другого не остаётся, как с этим мнением согласиться. Хотя, будь моя воля, я бы в картинах Андрея Арсеньевича добавил экшна, голливудщины. Недаром же народ уходил с сеансов, не в силах выдержать эту мутотень. Нужно и о простых людях иногда думать.
– Дану-Дана, ай да-ну, да-ну, да-най…
В зал ввалились цыгане – усатый мужик в красной рубахе и расписной гитарой в руках, и парочка молодых цыганок в ярких нарядах. Женщины пели и плясали, взмётывая подолы своих многочисленных юбок, цыган аккомпанировал на гитаре. Тарковский неожиданно вскочил и принялся приплясывать, лупя себя ладонями по ляжкам. Пытался поднять ногу, согнув в колене. И ударить, видимо, по щиколотке, но подвело равновесие, и он едва не свалился – я успел его поддержать под локоть и усадил обратно на стул-кресло.