Мой ангел-хранитель
Шрифт:
Это был одинокий вечер очередного дня, когда Сигюн не покидала свои покои, хотя ей так хотелось выйти навстречу ветру, солнцу, пусть даже дождю, главное, чтобы вдохнуть давно забытый свежий воздух. Но лекарша строго настрого запретила выходить, более того - вставать с постели. Поэтому деве приходилось довольствоваться только свежестью осеннего вечера, которая неоднократно влетала в распахнутое окно. Сигюн сидела на кровати, в её руках лежала книга, обложка которой была окрашена в зеленый цвет, и Сигюн заворожило это, она вглядывалась в обложку, даже не различая названия книги, она просто смотрела на зеленый, родной омут. Она больше никогда
Сигюн ужасно соскучилась по сыну и ей было невыносимо от того, что их разделяют стены, и скорее хотелось полностью выбраться из оков болезни, чтобы наконец взять своего ребенка на руки, приласкать его, спеть песню на ночь, услышать его смех, увидеть его взгляд, крепко прижать к груди.
Тихий стук в дверь прерывает громкую тишину, в которой раздавался только треск каминного огня. Сигюн отзывается, полагая, что это Бирта снова пришла, чтобы подать лекарство. Дверь с тихим скрипом открывается, и Сигюн не верит своим глазам, когда на пороге вырастает фигура её отца, облаченного в темного цвета доспехи и серый плащ. Сколько же времени прошло с тех пор, как они не виделись? Кажется, что целая вечность.
– Папа, - девушка тихо прошептала это слово, и сразу же повеяло давно утерянным в прошлом детством. Дева хотела было подняться с постели, но отец опередил, почти подбежал к дочери, крепко обнял её, и ванка, прижавшись к нему, зарывшись лицом в его одежду, почувствовала запах океана, своего старого приятеля, с которым провела все свое детство.
– Ты не представляешь, как я скучал по тебе, - нежно улыбаясь, говорил Ньёрд.
– Почему тебя так долго не было?
– наивно, как когда она была маленькой, спросила Сигюн. Как бы ей снова сейчас хотелось стать девочкой, крохотной, как бы хотелось бежать по пляжу, встречая колесницу отца, прыгая к нему в объятия, забираясь к нему на руки. Она словно сейчас увидела свое прошлое, когда спрыгивала с маминых рук, со всех ног неслась к отцу, и он крепко-крепко обнимал её, вот как сейчас.
– Прости, дочка, я не мог выбраться все это время, в государстве образовался полнейший переполох, я еле смог вырваться в Асгард. Прости, - каялся царь, удерживая ладонь дочери в своих руках.
– Какое может быть государство, если тебе сообщают, что твоя жена погибла?
– с укором девушка смотрела на короля, в её голубых глазах показались слезы, когда она вспомнила о матери.
– Сигюн, у меня нет слов для оправданий, да и никакие оправдания не загладят мою вину и не спрячут её. Я виноват перед тобой, виноват перед моей супругой - твоей мамой, я не знаю, что ответить тебе, дитя мое, - Ньёрд понурил голову, чтобы спрятать стыд в своих глазах, стыд перед дочерью, стыд за осознание того, что он плохой муж и отец в своей семье. В государстве его любят, ценят, уважают, так же как и в других мирах, он заполучил титул морского владыки, но совсем при этом забыл о титуле обычного семьянина.
– Я не сержусь, папа. Как хорошо, что ты приехал, - Сигюн вновь припала к груди отца, обняла его за плечи, закрыла глаза, позволяя жгучим слезам бесконечно литься по её щекам, стекать к её шее, попадать под ткань сорочки и заставлять мурашки пробирать все тело.
– Мне так не хватает её, отец, - шепчет Сигюн, и царь понимает, о ком толкует дочь. Ему не менее больно
– Мне тоже, Сигюн. Но мы должны жить дальше, девочка, - отвечает мужчина, утешая дочку в своих объятиях.
– Папа, прошу, не уезжай подольше, - слезно умоляла Сигюн, а Ньёрд же не знал, как сказать дочери, что уже завтра он возвращается обратно, его спасет только если девушка захочет вернуться вместе с ним. Царь решил не откладывать неизбежное, все равно ему придется сказать об этом, придется разочаровать дочь или наоборот - обрадовать.
– Сигюн, я должен сообщить, что завтра мне предстоит уйти в Ванахейм, обратно.
– От его слов девушка в его объятиях замерла, потом отстранилась, взглянула заплаканными глазами.
– Как?
– она еле смогла выговорить этот простой вопрос. В голове её не укладывалось, что он вновь спешит покинуть её. Спустя столько времени ничего не меняется, даже после всего, что случилось, Ньёрд продолжает ставить на первое место свое правление.
– Папа, но… как ты так можешь?
– Сигюн, я ничего не могу поделать, - Ньёрд не мог видеть дочь такой, и он в какой-то миг забыл о словах Всеотца о наследии, а вернее - ему стало плевать на них. Он хочет забрать свою дочь в Ванахейм вместе с внуком, хочет попытаться все исправить.
– Дочка, возвращайся домой вместе со мной. Я заберу тебя и моего внука Нари в Ванахейм, и мы уйдем прямо сегодня.
Сигюн еле заметно покачала головой, облокотилась на подушки, пристально глядя на отца.
– Нет, папа. Я не могу уйти, - тихо молвит она, но в её взгляде Ньёрд не видит обреченности, от чего все больше перестает понимать свою дочь. Что же держит её здесь теперь?
– Почему же? Здесь тебя каждый день будут преследовать воспоминания о Локи, тебе будет больнее, чем сейчас, - досадно сказал царь.
– А там будут воспоминания о маме, - ответила девушка.
– Там ты не будешь одинока…
– Я и здесь не буду одинока. У меня есть Нари, - прервала дочь.
– Отец, я хочу остаться в Асгарде, за долгое время он стал мне родным домом, но это совсем не значит, что я забыла Ванахейм, просто я уже привыкла спать в этой комнате, гулять по этим улицам и, даже держась за руку с одиночеством, я не чувствую, что я одинока. Я хочу, чтобы мой сын жил и рос там же, где жил его отец, я хочу, чтобы он знал о Локи, помнил о нем. Я очень давно дала себе обещание, что ни за что не покину Асгард, не оставлю его, и я не могу нарушить это обещание.
– Значит, ты остаешься?
– спрашивает Ньёрд, надеясь, что дочь все же передумает.
– Да, - кивает она, смахивая с щек остатки слез.
– Я остаюсь. И, надеюсь, ты не будешь заставлять меня уговорами или силой вернуться в Ванахейм.
– Нет, конечно. Это твое решение, ты уже взрослая, дочь моя, и сама вправе выбирать, -Ньёрд не мог сказать, что его огорчил ответ дочери, хотя с одной стороны он сильно переживал, видя её мучения, понимая, что его рядом не будет. С другой же стороны он не терял по большому счету ничего, Сигюн так и останется его дочерью, будет ею всегда, но теперь она будет ещё и царицей Асгарда, о чем ранее Ньёрд не мог допустить даже мысли. Такое выгодное для него стечения обстоятельств перевешивало все страдания. Со временем Сигюн научится жить с той болью в груди, научится каждый раз прятать её, а, возможно, и вовсе забудет, возможно, она сильно изменится, станет совсем другой, станет неузнаваемой, и все это будет называться её новой жизнью.