Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
— Хухуху, ладно. Клятвы есть, опись приданого и выкупа… имеется.
— Что вы туда написали? — прошипела я, обращаясь к Лукьяну.
— Твой брат из всего вашего имущества помнит только серийные номера карет. Так что там все экипажи, которые он только смог вспомнить. Вашему отцу после такого, наверное, придется ходить пешком.
— А ты что отдаешь?
— Эм, свою чистую душу и вечную любовь?
— Старейшины родов, готовые подтвердить законность процедуры, отсутствие претензий сторон друг к другу и готовность нести ответственность за любые действия
— Я сам себе старейшина, — кисло отметил Лукьян. — Подтверждаю.
Жрец выжидающе уставился на меня.
Я пальцем указала себе за спину. Туда, где с ноги на ногу переминался Платон, то и дело поправляющий накладную бороду.
Он усиленно закивал в ответ на слова жреца.
— А почему старейшина молчит? — нахмурился тот.
— Я немой, — сказал Платон. — Но я тоже подтверждаю.
Жрец прищурился.
Затем снова бросил взгляд на часы.
Он и без того задержался на работе на добрых десять минут.
— Что ж, кажется, все в порядке, — натянуто улыбнулся жрец-регистратор. — Пошлина за регистрацию процедуры составит десять империалов. Желаете оплатить на месте или выписать вам квитанцию?
Мы выбрали — оплатить на месте.
По нашим прикидкам так граф Флорианский должен был узнать о произошедшем не сразу, к тому же у него не было бы никакой возможности нам помешать.
Так что Платон ссыпал в ладошку жреца-регистратора горсть монет, а мы с Лукьяном стали обладателями почти одинаковых заверенных храмом грамот, подтверждающих, что когда-то там, в некоем далеком будущем мы вроде как планируем пожениться.
Если наберем достаточное количество гостей, конечно.
В качестве фамилии жреца-регистратора значилось — Змеев.
— Они реально расползаются по империи, — присвистнул Платон. — Алчные людишки.
И, пока алчные Змеевы расползались по империи в весьма физическом смысле, в метафорическом смысле по ней же расползались — слухи. Не империя, а океан после кораблекрушения нескольких сотен барж с горючим топливом на борту. Лично я определенно ощущала себя тем самым измазанным в мазуте пингвином. Потому что чем дальше, тем большим количеством дополнительной совершенно секретной информации обрастала запущенная в народ история Оленьки Ольховой о любви, мести и полной жести.
Поначалу Гордей Змеев, отвергнутый и обозленный на весь белый свет, из мстительных побуждений просто пытался побить Лукьяна на балконе академии. Потом к этому прибавились подробности о том, что помимо хлыста у него был кинжал, меч, сабля, лук, арбалет, пять склянок с ядом, пистолет… ему бы и пороховую пушку приписали, но по-видимому даже в глазах светских фантазеров это был уже несколько перебор.
Это получался и не Гордей вовсе, а вооруженный до зубов осьминог.
Единственная стычка превратилась в бесконечные потасовки, тайные дуэли и даже — клановую войну.
— Я видела их на болоте. В полной темноте. Друг напротив друга с пистолетами!
— Это еще что! Как-то раз я
— Это все ерунда! Вот я вчера утром распахнула шторы, а у меня в саду уже кто-то вырыл яму под могилу!
— Так известно кто! Гордей Змеев!
Сударыни хватались за сердце.
Судари за сабли.
Граф Флорианский безуспешно пытался схватить за уши меня или Платона и оторвать эти уши, потому что все равно они нам были не нужны. Ведь когда он бубнил, бубнил и снова бубнил, бесконечно бубнил о том, что прежде чем что-то делать нужно в первую очередь думать, мы оба — уже что-то делали не подумав.
О чем с нами вообще можно было разговаривать?
Матушка была единственной, кто обрадовался новостям.
— Ой, какой симпатичный, — умилилась она, рассматривая групповой портрет нашего курса. — Такой беленький. Как зайчик.
— Это статуя Матвея Кровавого, — подсказал Платон. — Лукьяна на портрете нет, он валялся в медпункте.
— Ах, вот как. Дафна, но мы же его увидим?
— Нет, он стесняется, — сказала я.
— В гробу, — одновременно со мной захохотал Платон.
— Платон Флорианский! — взревел граф.
— Да что я не так сказал-то?
Надо признать, Гордей Змеев довольно долго молчал.
Думаю, поначалу он не понял, что все это про него. Потом несколько раз перепроверил календарь, решив, что был выбран почетным гостем на международном дне клоунов. И только когда люди начали постоянно узнавать его на улице, чего раньше не случалось, несмотря на все его старания, он понял — кто-то подложил ему свинью.
Потому что теперь в добавок к тому, что он был проигнорирован цесаревичем, не блистал высокими отметками, не завел влиятельных друзей, завалил распределительный экзамен и профукал половину семейного арсенала, ему предстояло объяснить отцу еще и то, как так вышло, что он умудрился проиграть даже Лукьяну Хилкову.
Тот факт, что на данные соревнования Гордей даже и не записывался, кажется, никого не волновал.
Я ждала, что он пришлет очередные пожеванные одуванчики или километровое письмо, поясняющее, почему я отстой, но вместо этого он явился в поместье Флорианских собственной персоной.
После стука, такого громкого, словно кто-то стучал копытом, Платон отворил ворота.
— Пусть твоя сестра выйдет. Нужно поговорить, — пыхтя от негодования процедил Гордей.
Из-за плеча Платона я показала Гордею кукиш.
— У вас разный уровень коммуникации, — тем временем пояснил Платон. — Дафнюшка просто не поймет твою примитивную речь.
— Ты! — гневно воскликнул Гордей. — Я знаю, что это все твоих рук дело! Я вызываю тебя на дуэль, понял? Выбирай оружие!
— Я выбираю мозги, — высокопарно сказал Платон, — И как человек чести, не могу позволить себе сражаться с безоружным.