Мой бывший предатель
Шрифт:
А дальше заседания, свидетели, тесты…
Мара-Мара, что ж ты так?
Я чертовски облажался, я знаю. Нет такого слова, чтобы описало всю степень моей ошибки. Но сейчас глупит именно она.
При должном подходе — я смогу добиться того, что сын вообще со мной жить будет. И какой в этом прок для неё?
А при этом письмо не отправляю. Оттягиваю. Не хочу. Навоевался я уже. С самим собой, с ней, с остальными.
В другом случае просто бы поднял белый флаг. Но не могу допустить. Сейчас, зная всё, у меня лишь
Просто не с матерью моего ребёнка воевать же.
Но Мара не появилась. Не предупредила, не перенесла встречу. Просто проигнорировала.
Или она просто поняла, что я не пойду в суд. Взвесив всё, разумно обдумав, не пойду? Решила проверить?
— Твоя секретарша — абсолютно непрофессиональная, — заявляет рыжий вихрь, влетающий в мой кабинет. — Её нет на месте, я ждала долго.
Ничего не отвечаю. Взглядом врезаюсь. Изучаю. Позволяю себе пройтись взглядом по ней. Цепляюсь.
Мара как чертово солнце. Смотреть нельзя, а при этом — оторваться невозможно. Остаётся сгорать.
— Ты опоздала, — произношу жёстко. Пришла ведь!
— Да, — кивает, немного теряясь. — У меня были свои причины. Это неважно. Ну, я здесь. И я готова обсудить условия. Но это «бери или свали», Дубинин. Я озвучиваю свои условия, а ты — либо соглашаешься, либо проваливаешь. Переговоров не будет.
Я широко усмехаюсь, откидываясь на спинку кресла.
Какая же ты стала, девочка.
Восхитительная.
Я киваю, подталкивая девушку говорить. Хочется её выслушать. Хотя заранее знаю, что нужные мне условия — я получу.
Воевать с матерью моего ребёнка я не буду. Не хочу.
Но это же Мара.
Та, с которой препирания и война — чертовски притягательное занятие.
Глава 31
Я ненавижу опаздывать. Особенно на такие важные встречи. А в ситуации с Дубининым — фундаментальная встреча. Решающая.
Я всю ночь не спала. Ворочалась, продумывала, как это будет. А стоит сесть напротив Саввы, как всё из головы вылетает.
Потому что взгляд у него совсем другой. Непривычный. Из забытого прошлого.
Более мягкий и спокойный. Всё такой же изучающий, но больше не колит до крови. Почему-то именно это разбивает мою броню.
Я готовилась к битве. А не к этому. Почти спокойному разговору.
— Кирюша капризничал, — произношу я зачем-то. Вместо того чтобы просто озвучить свои требования. — Не захотел в садик, и меня не отпускал. А ещё он умудрился сбить коленки. Поэтому… Я задержалась.
Я не должна оправдываться. Но всё же делаю это. Словно тогда снижу накал в комнате. И Дубинин охотнее примет мои условия.
— Сильно упал? — мужчина мгновенно хмурится. — Опять в больницу ездили?
— Нет. Нет, совсем нет. Просто запнулся.
— И в кого это он?
Савва хмыкает, намекая на меня. А при этом немного улыбается. Ему словно нравится узнавать что-то о сыне.
Во мне же, наоборот, протест назревает. Закрыть, не говорить больше ничего. Савва не имеет права даже имени его знать!
Но…
Ни к чему хорошему это не приведёт.
Мой отец часто говорил, что лучше неудовлетворяющий результат, чем совсем никакого.
Компромисс — когда оба недовольны.
— Видиться с Киром ты будешь только в моём присутствии, — произношу я. — Ты не пытаешься с ним увидеться в другое время. Не лезешь в нашу жизнь. Встречи обсуждённые заранее и согласованные.
— Так, — медленно тянет Савва, кивает. — Это всё?
— Нет. Ты не станешь подавать в суд на восстановления отцовства. Не сейчас, по крайней мере.
Надеюсь — никогда. Но глупо было бы рассчитывать, что Савва совсем откажется от статуса. Может заупрямиться лишь из принципа.
— Я не хочу, чтобы ты потом пропал, — рвано вздыхаю, незаметно заламываю пальцы под столом. — Или передумал. И снова бросил…
— Больше этого не повторится, — жёстко рубит. — Я ошибся, но большего это не будет. Я никогда не откажусь от своего ребёнка.
— Ты уже отказался. И неважно при каких обстоятельствах. Ты не решил, что это чудо. Что врачи ошиблись. Ты вывалил вину на меня. Ты меня уничтожил, чтобы своё эго спасти.
Я произношу это хрипло. Нижняя губа начинает дрожать. Я до пульсирующей боли прикусываю кончик языка. Но это не помогает.
Меня словно перемалывает. Обида и боль вонзаются крюками в моё тело, раздираю. В ошмётки превращают душу.
Измена. Разлюбил. Передумал.
Это всё было куда проще и нормальнее, чем то, что сделал Савва. По крайней мере, это было бы честнее.
Его вина, он её признал и всё. Но нет. На самом деле своими жестокими словами — Савва по мне бил. Наказывал без суда и следствия. И это уничтожает два года спустя.
Потому что я не понимаю причин.
Не представляю, как можно было так поступить.
— Если бы мне прислали фотографии, где ты с кем-то — я бы к тебе пошла, — хриплю я. Пальцами обхватываю шею, там раздирает криком голосовые связки. — Я бы с тобой обсудила. Узнала. Потребовала бы доказательств верности, но у тебя! А ты просто всё перечеркнул.
— Я знаю, что совершил ошибку. И в тот момент… Это был самый логичный вывод. Которым я не горжусь. Но у меня были поводы сомневаться. Больше я такого не допущу.
— Это вопрос доверия, Савва. Завтра что-то поменяется. Ты ещё что-то решишь, надумаешь, поверишь кому-то… И уйдёшь. Оставляя после себя очередную разруху. Я с этим справлюсь. Мне плевать. Но Кирюшу я не позволю обидеть. Поэтому…