Мой неизвестный Чапаев

Чапаева Евгения

И тут же после его выступления в одной только Вязовке записалось добровольцами 42 человека и в их числе 10 кавалеристов.

Обычно Василий Иванович старался сам лично побеседовать с вновь прибывшими, чтобы разъяснить популярно и доходчиво, с кем и как человеку придется воевать. Надо было дать правильное направление, разъяснить, что теперь тот будет сражаться за правое дело всех бедняков, рабочих и крестьян.

Однажды среди добровольцев оказался житель села Клопиха Дмитрий Моргунов. Явился он не один, а с молодой женой и своим отцом.

— Василь Иваныч, а

как же быть с молодухой, с бабой, значит, Дмитрия? — обратился к Чапаеву отец Моргунова.

— О чем жалеешь? — переспросил Василий Иванович.

— Не то чтобы жаль, а ведь два работника сразу уходят. Убыток, значит, хозяйству. Ведь наотрез баба отказалась оставаться. Вот и пришла вместе с Митькой. Пристыди её, а мне теперича с ней не сладить, — досадовал старый Моргунов.

— А-а-а! — рассмеялся Чапаев, — что же, один в хозяйстве, вдовый, значит? — И, не дождавшись ответа, обратился к молодке:

— Ты и впрямь решила в Красную Армию? Зовут-то тебя как?

— Ксения я. Не для того шла в их дом за Дмитрия. Уйду с ним служить в вашей армии, а не примете — вернусь к матери, — с каким-то отчаянием ответила женщина.

— Знать, неспроста взбунтовалась Ксюша, коль не хочет оставаться у тебя, папаша, — серьезно сказал Чапаев. — Но двоих брать пока не можем. Помогать же Красной Армии ты сможешь и дома, в хозяйстве. Где будешь работать — у матери аль свекра — все едино. А для Советской власти и так и эдак выгодно. Ты уж, папаша, не неволь её, а мне таких прав не дано. Вот скоро закончим войну и все вернемся домой, — примирительно закончил Василий Иванович, как оказалось, к общему согласию и удовлетворению.

А иной раз к Чапаеву обращались по делам женитьбы, сватовства или даже развода. Однажды пришла к Василию Ивановичу беременная молодая женщина. И рассказала ему о том, что один боец из его дивизии не хочет на ней жениться. Вот обещал, соблазнил и бросил...

Василий Иванович попросил своего ординарца позвать этого красноармейца. После того как тот явился, Чапаев его спросил, его ли «рук» дело? Боец утвердительно кивнул и покраснел.

— Тогда почему же не женишься? — строго спросил начдив.

— Вот, — мямлил красноармеец, переминаясь с ноги на ногу, — любил, а теперь разлюбил.

— Разлюбил, говоришь? — сдвинул брови Чапаев. — А может, струсил? Так вот, даю тебе два часа, нет, даже час на решение этого вопроса. Если через час ты не обещаешь девушке райской жизни, не женишься на ней, то и из дивизии — вон! Мне предатели на фронте не нужны. Ежели ты бабу предал, меня — подавно сможешь! А Красной Армии такие на дух не нужны. Понял?

Через пятнадцать минут боец и его суженая подошли к Василию Ивановичу и объявили о своей свадьбе. Гот очень обрадовался, велел тому же ординарцу «слетать» в сельсовет и принести печать. И уже через полчаса на листе белой бумаги было написано рукой Чапаева, что такого-то числа, такого- то месяца и такого-то года красноармеец такой-то сочетается законным браком с девицей такой-то... И подпись, и печать, все как положено: начальник 2-й Николаевской дивизии Чапаев и сельсоветовская печать. Брак законный, как и полагается...

А ещё приходилось быть свидетелями паломничества к Чапаеву. Слушать его беседы с людьми

и не раз удивляться, что никто ему не перечит, все соглашаются с его решением и советом.

«Как решил Василий Иванович, так тому и быть должно», — говорили крестьяне, уходя от него.

Добровольцы поступали, но часто их было недостаточно для формируемых частей и пополнения полков, ведущих бои. Нет-нет да и скажет Чапаев с сожалением на совещании командиров: «Одними добровольцами не создашь дивизию, ведь не полк, не отряд — много людей надобно».

Чапаев появлялся во всех формирующихся частях, подразделениях, поспевал и туда, где шли бои. И редкий день не бывал он в органах снабжения армии. Служебная субординация по линии снабжения для него значения не имела. Без всякого стеснения бичевал он тех, кто не сразу удовлетворял его требования, называл их «зажимщиками».

— Ишь, интендантские крысы! Привыкли зажимать! Ан нет, с Чапаевым не выйдет — не из таких! — пушил он снабженцев.

— Ты бы, Василий Иваныч, полюбезнее с ними, как бы чего не получилось. Как никак — армия, — пытался урезонить Чапаева политком штаба Базанов.

— А за что их любить? — не унимался Василий Иванович. — Как были интендантскими крысами, так и остались. Разве не так?

В оценке должностных лиц служб снабжения армии, особенно из так называемых «бывших», Чапаев придерживался мнения, снискавшем себе дурную славу. И переубедить его было практически невозможно.

Большое внимание Чапаев уделял формированию кавалерийского полка, которое протекало в основном гладко. Но «споткнулись» на седлах: нет их и достать негде, просто беда.

Тогда Чапаев приказал отобрать седла в тыловых подразделениях. Спешил кого нужно и не нужно. «Обойдетесь, — говорил, — пока не разбогатеем». И так в каждой части и команде. Осмотрел все склады — пусто. И кто-то подал мысль послать запрос в Москву. Там, мол, не откажут. Только вот когда их дождешься? На себе не привезешь, а багажом — словно улитку жди. Поезда ходили черепашьим шагом. В общем, отказался Чапаев от этой идеи.

Но кавалерийский полк не ждет. Там люди, лошади... Только успевай сажать людей на коней и репетировать, ведь бои на носу. Думал Чапаев долго, но все-таки нашел выход. Приказал мобилизовать по всей округе шорников и всех, кто мало-мальски соприкасался с шорным делом. Послал в Николаевск с наказом без шорников не возвращаться.

Собрали тогда полтора-два десятка человек, посадили их в доме рядом со штабом дивизии. И всю кожу, найденную по близлежащим селам, свезли сюда же.

— Советская власть и Красная Армия отвесят вам низкий поклон! — подбадривал Чапаев дружно работавших шорников, навещая их.

Хорошо ли, плохо ли, а седла изготовили. Тяжелая забота свалилась с плеч Василия Ивановича. Очень уж он возлагал большие надежды на Гарибальдийский полк.

Но были и другие трудности. Немногочисленный штаб дивизии во главе с Петром Галактионовым едва успевал представлять в штаб армии точную и своевременную отчетность: не было машинисток или хотя бы опытных писарей.

— Как дела, начальник штаба? — спросил Чапаев у Петра Галактионова, возвратившись как-то после поездки в части.

Обычно спокойный и уравновешенный, но теперь измаявшийся над бумагами, Галактионов будто взорвался.