Мой сосед – девчонка
Шрифт:
Раскидистые ветки старого красного дуба создавали приятную тень. Май в этом году выдался жарким, но здесь, вдали от дорожных магистралей и стеклянных офисных зданий, словно умножающих солнечный свет, было свежо и тихо. Как будто они не в центре старого Токио, а где-то за городом, в одной из тех небольших деревенек, откуда так старательно бежит молодёжь.
– Инспектор Ганзаки? – вежливо осведомился ожидавший у крыльца мужчина, и сразу стало ясно, что именно с ним Ганзаки разговаривал по телефону.
– Да. А вы?..
Мужчина улыбнулся.
– Ито Ёсимацу, старший советник господина Огино-сама. Это я вам звонил.
Ганзаки, не удержавшись,
– Значит, он вам всё-таки представился… Да, вы верно поняли – это мой сын. – А когда Ганзаки повернулся к нему, добавил с извиняющейся улыбкой: – Приёмный. Мальчик – сирота, попал в банду совсем юным и хорошо проявил себя, поэтому с разрешения Огино-сама я его усыновил.
Ганзаки невольно отметил про себя, что угадал и ошибся одновременно. А ещё удивился, с чего вдруг старший советник Ито перед ним отчитывается, почему за рулём машины был его сын. Жест доброй воли? Попытка установить доверительные отношения? Или таков характер Ито Ёсимацу, правой руки Огино? Не всем же в якудзе быть беспринципными ублюдками.
– Хороший парень, – зачем-то сказал Ганзаки, за что удостоился благодарной улыбки.
– Благодарю. Пройдёмте, Огино-сама вас уже ожидает.
Внутри особняк соответствовал тому, как выглядел снаружи. Аляповатая лепнина на потолке и простота выбеленных стен грамотно уравновешивалась деталями из традиционных материалов: шёлковыми ширмами, лакированными деревянными панелями и свитками-какэмоно. Ганзаки с трудом подавил раздражение, вызванное банальной завистью, – этот дом был слишком хорош, почти идеален. За исключением того, что принадлежал преступнику.
Вслед за Ито Ганзаки поднялся по вычурной мраморной лестнице на второй этаж центральной башни и оказался, к своему удивлению, не в рабочем кабинете, а в богато обставленной гостиной. Обитые тёмной тканью стены, дорогие кресла, камин и мини-бар у дальней стены настраивали совсем не на деловой лад.
Ито без слов указал рукой на одно из кресел и, пропустив Ганзаки вперёд, отступил. Но не ушёл – шороха двери не последовало.
Огино Ёсиро сидел в кресле около камина, положив руки на подлокотники. Ганзаки впервые видел его вживую, и, хотя он тщательно изучил фотоархив департамента, посвящённый Мацуба-кай, ни одна фотография не передавала в полной мере ауру власти и уверенности, исходящую от босса клана. Это был крупный широкоплечий мужчина, которому можно было дать и тридцать пять лет, и все пятьдесят: его волосы были черны без намёка на седину, но на лице отпечаталась вся его непростая бандитская жизнь. Вдоль левой скулы тянулся бугристый шрам, другой, больше напоминающий родимое пятно, был на правом виске. Мощный подбородок казался посыпанным перцем из-за едва-едва пробившейся щетины. И лишь глаза, глубоко посаженные, похожие на тёмные омуты, больше подходили древнему старику, чем мужчине на тринадцать лет старше Ганзаки.
Как и все встреченные сегодня мафиози, Огино был в баснословно дорогом деловом костюме. Из-под расстёгнутого пиджака выглядывала натянутая на мышцах груди жилетка и выглаженная рубашка, на аккуратно поддёрнутых штанинах красовались настолько идеальные стрелки, что казались выстроченными. На фоне собеседника Ганзаки в своём мятом сером костюме и рубашке не первой свежести казался нищим, ночевавшим сегодня на улице. Впрочем, это было не так далеко от правды: ночевать ему действительно пришлось вне дома, в машине, но не будешь же это объяснять боссу якудзы?
– Добрый
Ганзаки приветственно склонил голову и ответил:
– Здравствуйте, Огино-сан. Да, я действительно долго пытался с вами увидеться. Рад, что моя настойчивость дала плоды.
Начался самый нелюбимый Ганзаки этап переговоров: собеседники должны были вежливо улыбаться, говорить на отвлечённые темы, окольными путями и полунамёками медленно и неторопливо подбираясь к сути дела. И чем лучше ты скрываешь свою заинтересованность и истинные намерения, тем больше шансов добиться успеха. Но для Ганзаки эти словесные игры всегда были мучением – он считал это тратой времени и предпочитал действовать в лоб. В школьные годы Ицки постоянно закатывал глаза и говорил, что для питчера смерти подобно быть настолько прямолинейным.
«Питчинг – это игра умов, – говорил он. – А если у тебя на роже написано, что ты собираешься обыграть бэттера подачей в центр, то каким бы быстрым ни был твой фастбол, он будет отбит».
С годами Ганзаки научился сдерживаться и не лезть на рожон, но по-прежнему считал, что мир стал бы гораздо проще и понятнее, если бы люди говорили что думают, а не прятали правду за красивыми метафорами и поэтичными сравнениями.
– Я слышал, что дело Отаро-кай планируют передать в суд уже осенью, – заметил Огино, неожиданно для Ганзаки перескочив через словесные реверансы о долгожданности их встречи.
– Да, следователь Ватасе почти закончил собирать доказательства.
Огино кивнул и потёр пальцами шрам на виске.
– Это хорошо. Наконец-то в Токио станет спокойнее.
Язык чесался спросить, почему Мацуба-кай позволила Оте и его людям так долго действовать безнаказанно, но тогда переговоры точно провалятся. Поэтому приходилось держать себя в руках.
– Но ведь вы позвали меня не для того, чтобы уточнить эту информацию, верно? – заметил Ганзаки.
За спиной раздался тихий смешок. Взгляд Огино на секунду метнулся к Ито, а затем опять вернулся к Ганзаки. О да, от этого взгляда определённо становилось не по себе. Когда на тебя так смотрит один из боссов якудзы, хочется либо забиться в какую-нибудь щель и молиться, чтобы о тебе забыли, либо выстрелить ему в лицо, навсегда избавившись от ощущения, что тебя свежуют заживо.
Ганзаки выдержал этот взгляд, не дрогнув. Не потому, что был уверен в собственной неприкосновенности, нет. Просто почувствовал, что, если даст слабину, не видать ему помощи, в которой он сейчас так нуждался. А благодаря бейсболу и бесконечным придиркам Ицки держать лицо, даже если всё внутри сковал ужас перед сильным противником, он научился.
– В своих запросах вы упоминали, что под вашим присмотром находится девочка, – медленно, словно пытаясь продавить его не только взглядом, но и голосом, произнёс Огино.
– Кихира Юми, – кивнул Ганзаки, внутренне ликуя. Пока что всё складывалось даже лучше, чем он рассчитывал.
Огино наконец-то прикрыл глаза и задумчиво пожевал губу, как будто пытался нащупать ускользающее воспоминание.
– Кихира… Кихира…
– Её отец, Кихира Тору, был нашим партнёром, – подсказал Ито, опережая Ганзаки, хотя тот не сомневался: Огино притворяется, что не помнит это имя.
– Точно! Малыш Тору, высокий такой, с наивными глазёнками… Эх, хороший парень был. И жена всем на зависть.