Мой сосед – девчонка
Шрифт:
Приняв решение, Шин успокоился.
– Ну и сиди в одиночестве, – буркнул он, натягивая шорты и хватая пакет с банными принадлежностями.
Сато промолчал. Он даже не повернулся, продолжая таращиться в стену. Шин назло ему оставил грязную форму посреди комнаты и вышел, оставляя нахального кохая один на один с вонью. Может, это заставит его передумать?
Конечно, это не сработало. Но Шин особо и не надеялся, скорее просто избавлялся таким образом от раздражения. Приняв душ – Сато оказался прав насчёт толпы, – он вернулся в комнату, а первогодка уже спал, не замечая запаха. Формы, правда, нигде не было видно, но искать её Шин не стал. Завтра спросит,
Промаявшись до вечера от безделья, Шин выпил обезболивающее и лёг спать пораньше. Даже непривычно было вместо махания битой валяться в кровати и вслушиваться в тихое сопение соседа. А ведь Сато даже не храпит, как большинство парней. Так, иногда стонет и как будто подвывает тихонько, но это почти не мешало. Даже во сне первогодка оставался странным, не таким как все. И это сбивало с толку.
За размышлениями о странностях соседа Шин сам не заметил, как уснул. Врач предупреждал, что обезболивающие усилят сонливость, но кто бы мог подумать, что настолько. Правда, как только их эффект прошёл, Шин выплыл в удушливую полудрёму, сквозь которую отчётливо ощущал, как болит и дёргается нога. Сколько было времени, он не знал, и никак не мог вырваться из охватившей сознание и тело вялости, чтобы сходить за льдом на компресс или выпить вторую таблетку. Так и крутился в кровати, отмечая, что постельное бельё становится влажным от пота.
А потом сопение сверху исчезло. Послышался зевок, а затем почти бесшумно Сато спрыгнул на пол и щёлкнул выключателем настольной лампы. Шин вслушивался в тихую возню первогодки и пытался понять: неужели уже утро? Ночь пролетела так быстро, что он и не заметил? Или это из-за боли, сводящей с ума?
Сато зашуршал пакетами и вскоре выскользнул из комнаты. Шин, не удержавшись, схватился за телефон: половина четвёртого утра. Что первогодка собирается делать в это время? Или он всегда встаёт посреди ночи, когда Шин крепко спит, и занимается своими делами? Мозг взрывался от непонимания. Что вообще происходит?
Когда дверь начала открываться, Шин натянул повязку на глаза и притворился спящим. Зачем, он и сам не до конца понимал, но почему-то ему не хотелось, чтобы первогодка догадался, что сосед проснулся. Это было глупо и нелогично, тем более что нога ныла всё сильнее, а Шин так и не сходил за льдом или таблеткой. Боль, похоже, совсем разжижила ему мозги и превратила в круглого дурака.
Когда Сато вернулся, по комнате поплыл знакомый сладковатый аромат. Нежный, успокаивающий, почти привычный. Значит, первогодка ходил в душ. Он всегда так делает, чтобы ни с кем случайно не пересечься? Это уже ни в какие ворота!..
Вскоре зашелестели страницы, заскрипел карандаш, скользящий по бумаге. И Шин всё больше убеждался в том, что всё это время Сато вёл полуночный образ жизни, скрываясь от соседа – и, возможно, не только от него. Что это: нежелание лишний раз пересекаться с другими людьми или особенности организма? Неудивительно, что пацан вечно бледный ходит, а тени под его глазами напоминают разлитые чернила. С таким-то режимом…
– Нога болит? – вдруг спросил Сато, и Шин от неожиданности чуть не вскрикнул.
Как он догадался? Как понял, что сэмпай не спит? Неужели обычно Шин во сне храпит, но сейчас лежал так тихо, что сам себя сдал?
Скрипнул отодвигаемый стул, и Шин не столько услышал, сколько почувствовал, что Сато подошёл к кровати и присел рядом на корточки.
– Принести лёд? Или воды запить таблетку?
Шин понял, что притворяться дальше нет смысла, и стянул повязку. Откуда-то так некстати появился стыд, словно
Сато действительно сидел рядом на корточках, поэтому их лица были на одном уровне. Свет бил из-за его спины, поэтому черты смазывались в неразличимое пятно, и лишь ярко подсвеченный ореол коротких волос искрился от влаги. Сладкий запах стал гораздо сильнее, однако к нему добавился другой: острый, пикантный, перебивающий сладость и не дающий ей стать приторной.
Не сразу Шин обратил внимание на очки на носу Сато. Это была неожиданная деталь – днём парень, видимо, ходил в линзах. Что ещё Шин не знает о своём соседе? Может, у него по шесть пальцев на ногах? Или татуировка в полспины, и поэтому он так стесняется раздеваться при посторонних? Шин уже ничему не удивится.
– Ты чего не спишь? – хрипло спросил он и закашлялся, пытаясь прочистить горло.
Сато чуть отодвинулся, но даже не поморщился.
– А ты?
Его глаза в тени казались почти чёрными, однако, чуть привыкнув к освещению, Шин заметил тонкую светлую полоску, отделяющую зрачок от белка. Или это ему только кажется?
– Нога болит, – наконец признался Шин. Смысл отрицать очевидное? – Принеси, пожалуйста, лёд.
Сато кивнул, встал на ноги и вышел из комнаты. Без него даже дышать как будто стало свободнее, и Шин сам себе удивился: с чего вдруг присутствие первогодки начало его напрягать? Неужели из-за того, что тот в два счёта раскусил, что сэмпай не спит? Или причина в другом?
Додумать Шин не успел, так как вернулся Сато. Он осторожно откинул нижний край одеяла и положил на правую ногу ледяной пакет. Шин едва не застонал от удовольствия: холод мигом проник в воспалённые мышцы и унял ноющую боль. И чего, спрашивается, он так долго терпел? Давно надо было сходить самому и избавиться от страданий.
– А теперь спи, – не терпящим возражений тоном приказал Сато, укрывая ноги Шина обратно. – Я потом поменяю пакет.
– Похоже, у тебя большой опыт в уходе за пострадавшими, – уже ощущая накатывающую сонливость, пробормотал Шин.
Первогодка замер, не дойдя до письменного стола, и медленно обернулся.
– Можно и так сказать, – наконец прошелестел он, но Шин его уже не слышал.
Глава 5
Ганзаки ещё раз пробежал глазами по распечатке звонков, сверил записи с данными компьютера и, пару мгновений посомневавшись, всё же вычеркнул имя секретаря Одзи.
Это был последний человек в списке подозреваемых. И последний, кого удалось из него исключить. В самом начале, четыре месяца назад, когда Ганзаки разрешили самостоятельно провести внутреннее расследование, в списке было почти три сотни имён, к сегодняшнему дню их удалось сократить до двадцати семи. И всё равно этого недостаточно, чтобы поймать за руку того, кто пошёл на сделку с худшей бандой отморозков Токио.
Ганзаки не питал иллюзий: в полиции хватает тех, кто так или иначе сотрудничает с якудзой. Кто-то по мелочи – вовремя закрывает глаза на неудобные факты и не проявляет излишней ретивости при исполнении; некоторые позволяют себе больше – предупреждают об облавах, берут лишь тех, кого готовы сдать сами мафиози. Меньше всего Ганзаки нравились те, кто увяз в этом по горло – не просто помогал в обмен на ответные услуги, а крышевал бизнес, устранял конкурентов для партнёров и имел неплохой пассивный доход. Таких было мало, и обычно это были не последние люди в иерархии департамента, так как с рядовыми полицейскими властью и деньгами никто делиться не спешил.