Мой сосед – девчонка
Шрифт:
К Ганзаки тоже несколько раз приходили вежливые люди в строгих костюмах, из-под рукавов которых выглядывали цветные татуировки, но он всегда отказывал. Не потому, что был таким уж правильным и непогрешимым. Просто знал, что одной просьбой такие визиты не ограничиваются, и, согласившись раз, отказать в следующий он уже не сможет. И в какой-то момент этих просьб станет так много, что придётся либо уволиться, либо продаться окончательно и бесповоротно. Ни один из этих вариантов Ганзаки не устраивал, поэтому он аккуратно, но твёрдо отклонял любые предложения о сотрудничестве.
Но даже если когда-нибудь он и решился бы помочь кому-то из якудзы, с отморозками из Отаро-кай Ганзаки не стал бы даже разговаривать. То, что творили
И кто-то из главного управления согласился работать с этими отбросами. Не просто работать – сливать информацию о местоположении девочки-подростка, которую Отаро-кай отчаянно жаждут убить. Ганзаки не хотелось верить, что среди его коллег нашёлся настолько алчный и беспринципный ублюдок, но все факты говорили об одном: в главном управлении завелась крыса. Возможно, не одна, но вероятность, что Отаро-кай сумели подкупить нескольких полицейских, была невелика – слишком уж они себя зарекомендовали ненадёжными партнёрами.
Главная проблема сложившейся ситуации заключалась в том, что хоть эта девочка, Кихира Юми, и была ключевым свидетелем обвинения, даже без её показаний у прокурора было достаточно улик, чтобы добиться обвинительного приговора. Список преступлений Отаро-кай был столь велик, что смерть Кихиры не только не помешала бы следствию, но и лишила бы Оту шанса отделаться простым сроком. Пока девочка была жива, он ещё мог выкрутиться и избежать смертной казни – не зря его адвокаты стоили целое состояние. Поэтому в покушениях на Кихиру не было особого смысла. И всё равно её снова и снова пытались убить с маниакальным упрямством – словно это было делом чести, если это слово вообще применимо к людям вроде Оты.
Мысль о том, что предатель на самом деле не помогал Отаро-кай, а решил пожертвовать жизнью Кихиры ради того, чтобы отправить всю верхушку банды на смертную казнь, пугала Ганзаки даже сильнее, чем малодушие и продажность коллеги. Жажду наживы он ещё мог понять и даже в некотором смысле оправдать, а вот фанатичную готовность во имя правосудия убить ребёнка, пусть и чужими руками, – нет.
Ганзаки привычным уже движением потёр переносицу, словно это могло избавить его от тупой головной боли. Двадцать семь человек – не первоначальные триста, но всё равно слишком много, чтобы найти крысу и прижать к стенке. Хуже всего, что в списке по-прежнему значились имена напарника, сэмпаев по управлению и даже начальника их отдела. Те, кому Ганзаки столько лет доверял как себе, могли оказаться предателями. Это осознание медленно выжигало его изнутри, уничтожало последние крохи веры в людей. Дело бедняжки Кихиры превратило Ганзаки в параноика, и теперь в каждом вопросе, в каждой улыбке, в каждом жесте окружающих он видел ложь и угрозу.
Как же он устал от всего этого…
Но вот список лежит перед ним, и надо думать, что делать дальше. Как определить, кто из этих двадцати семи человек – тот, кого следует упечь за решётку за компанию с Отой? Те, кто занимались внутренним расследованием до Ганзаки, так и не сумели вычислить крысу. А он в одиночку должен справиться. Иначе Кихира… точнее Сато, да, точно, теперь её зовут Сато… Иначе Сато снова окажется в опасности.
Правда, как это сделать, Ганзаки не представлял. Все доступные способы отсеять лишних он уже испробовал. Звонки, встречи, связи, ниточки, узелки, наличие алиби и доступ к информации – Ганзаки четыре месяца шерстил подноготную коллег и всё равно не нашёл предателя. Неужели придётся использовать способ с намеренным сливом
Из тяжких раздумий Ганзаки вырвал внезапный звонок. Номер был незнакомым, в трубке раздался мягкий, вкрадчивый голос:
– Инспектор Ганзаки Котаро?
Сдержав порыв ответить искренне и грубо, Ганзаки выдохнул и резко, но холодно бросил:
– Да. Слушаю.
Собеседника его резкость не смутила.
– Господин Огино-сама готов встретиться с вами.
Этого звонка Ганзаки ждал последние два года – с того момента, как дело Кихиры перешло к нему. Несмотря на нежелание сотрудничать с якудзой, он прекрасно понимал, что наиболее заинтересованный в правосудии человек, как ни странно, был не просто мафиози, а боссом одного из главных токийских синдикатов. Огино Ёсиро возглавлял Мацуба-кай более десяти лет, поэтому вряд ли упустил тот факт, что одна из входящих в группировку банд вышла из-под контроля и творила бесчинства, нарушая кодекс мафии направо и налево. И Ганзаки не сомневался, что его подручные не раз и не два пытались устранить Оту. Но по какой-то причине у них ничего не вышло. Возможно, Мацуба-кай вынуждена была действовать скрытно, чтобы не спровоцировать очередную войну между бандами, а может, дело в хитросплетениях внутренней политики синдиката. Но в том, что существование Отаро-кай отбрасывает тень на весь клан в целом и на его босса в частности, сомнений не было. Об этом говорило хотя бы то, что за время расследования никто из Мацуба-кай не пытался помешать полиции или договориться о послаблениях.
Из этих соображений Ганзаки несколько раз отправлял запросы на встречу с Огино. Надеялся, что босс Мацуба-кай согласится помочь дочери бывшего партнёра – отец девочки, Кихира Тору, был одним из тех бизнесменов, кто отмывал деньги для якудзы через свою компанию. Но до этого момента все запросы оставались без ответа: Огино не был заинтересован в сотрудничестве. Скорее всего, считал, что это вопрос чести, и хотел разобраться с предателем без вмешательства посторонних.
А теперь, спустя два года, передумал. В чём причина такой благосклонности, Ганзаки мог только догадываться, но упускать шанс сдвинуться с мёртвой точки не собирался.
– Когда я могу подъехать? – спросил он, невольно смягчая тон.
Собеседник понимающе усмехнулся, но ответил без намёка на издёвку:
– Прямо сейчас.
– В штаб-квартиру в Асакусе?
– Нет. Господин Огино-сама готов принять вас у себя дома. Наш человек ждёт вас возле входа главного управления департамента полиции.
Этого Ганзаки не ожидал. Выругавшись, он воровато огляделся: обратил ли кто-нибудь внимание на его подозрительное поведение? Впрочем, волновался он зря. Никому не было до него дела, да и звонки, после которых ругательства сами срываются с языка, в полиции не редкость. Не все собеседники были вежливыми и приятными, а новости, полученные от них, – радостными.
– Хорошо, я сейчас спущусь. Мне нужно что-нибудь взять с собой?
Ганзаки и сам не понимал, зачем задал этот вопрос. Вряд ли босса мафиозного синдиката могли заинтересовать скучные отчёты, показания свидетелей и заключения криминалистов. Но если у Огино есть желание убедиться в том, что расследование находится в приоритете, Ганзаки готов предоставить доказательства. В рамках закона, конечно.
– В этом нет нужды. Господин Огино-сама просто хочет поговорить.
Мягкий, преувеличенно вежливый голос неизвестного собеседника начинал нервировать. Как будто кобра мягко покачивалась из стороны в сторону, усыпляя бдительность, чтобы в следующий момент впиться в неосторожно протянутую руку. Ганзаки уже ощущал бегущий по кровотоку яд, приближающийся к сердцу. Ещё мгновение, и…