Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
— Женька, мы приехали сюда ужинать?
Он встал. Ни слова не говоря, вышел из кухни. Женя шла за ним. Женька свернул в свою комнатушку, крепко прихлопнул дверь.
— Я маме забыла позвонить, — спохватилась Женя.
— Звони. — Он принес из прихожей телефон, протянул ей трубку, но она неожиданно отвела его руку.
— Потом.
Они стояли лицом к лицу — и слышали дыхание друг друга. Затем Женька медленно коснулся застежки на Женином джемпере. Она не двигалась, только опустила ресницы — и ждала. Он начал раздевать
…Домой Женя все-таки позвонила, но лишь в двенадцать. Вопреки ее ожиданиям, голос матери казался вполне спокойным.
— Это ты?
— Я. Прости, что так поздно…
— Ты у него? — перебила Ольга Арнольдовна.
— Да. Ты только не переживай понапрасну. Я утром приеду и весь день буду заниматься. Весь день. И ночь.
— Женя, я говорила с Любой.
— Зачем?
— Затем. Я позвонила ей узнать, с кем пропадает моя дочь. Я имею на это право, я много лет растила тебя одна. Мне было трудно. И я…
— Мам, не надо, я тебя прошу. Я все и так прекрасно понимаю. — Женя прикрыла рукой трубку. — И не вздумай слушать Любку. Не смей!
— Я уже послушала. И я в шоке. Ты не могла найти ничего более подходящего?
— Все! Спокойной ночи! — Женя надавила на «отбой».
Женька полулежал на тахте и смотрел на нее спокойно и внимательно. Скомканный плед валялся на полу. Она положила телефон, подошла, нагнулась, подняла его и аккуратно сложив, повесила на спинку стула.
— Что она сказала? — спросил Женька, отодвигаясь к самой стенке, чтобы дать ей место.
— Ничего хорошего. Любка уже успела наговорить ей всякого про нас. Тоже мне, подруга! — Женя сердито сверкнула глазами и улеглась рядом.
— Не хочешь иметь врагов, не заводи себе друзей, — философски заметил он и обнял ее.
— Мне не нравится это изречение!
— А мне нравится.
Она прижалась щекой к его щеке.
— Ты очень злой. Очень. Я даже не пойму, почему.
— Если бы ты жила, как я, ты бы тоже была злой.
— А как ты жил? — Женя снова невольно прислушалась к шагам в коридоре.
Она уже понимала, что скорей всего, тяжесть Женькиного характера обусловлена странностями его матери.
— Это неинтересно, — проговорил он тем же тоном, что и тогда, в троллейбусе. Осторожно отстранил от себя Женю и лег, закинув руки за голову.
— Неправда. Мне интересно все, что тебя касается.
— Только не это.
Она ласково погладила его по волосам.
— Может быть, твою мать можно вылечить?
— Женя, не лезь
— И что? Безрезультатно?
— Почему? — Женька усмехнулся. — То, что ты сейчас видела, называется состоянием ремиссии.
Она молчала, закусив губу. Значит, Женькина мать душевнобольная? И он вынужден жить с ней под одной крышей, общаться каждый день. А вдруг она болеет уже много лет? С самого его детства?
— Жень, а отца ты разыскать не пробовал? Может, он помог бы вам?
Его лицо напряглось.
— Я же тебе ясно сказал — отца не было. Никогда.
— Но не от Святого же Духа ты родился? — мягко пошутила Женя.
— Именно, что от святого. Все. Не будем об этом. Я не хочу.
— Как хочешь. — Она прижалась к нему и поцеловала в губы.
Он ответил на поцелуй. Половицы за дверью по-прежнему скрипели, тягостно и непрерывно, будто по ним ходил слон. «Все это теперь мое, — мелькнула у Жени в голове. — Все, что до этого нес он один. И эта убогая квартирка, и эта жутковатая, оплывшая женщина с рыбьими глазами. И едкий запах хлорки, от которого в лице не остается ни кровинки. Все это не менее важно, чем институт, диплом и дальнейшая карьера».
13
Она очутилась дома лишь в десять утра. От Женьки до нее было полтора часа езды. Женя торопилась изо всех сил, опасаясь, что не застанет мать, и та уйдет на работу. Выходные кончились, Ольга Арнольдовна в половине двенадцатого должна была быть на службе.
Женя отперла дверь и нос к носу столкнулась с матерью.
— Явилась. — Та с невозмутимым видом сняла с вешалки пальто. — Я ухожу. Завтрак на плите, обед в холодильнике.
— Подожди. — Женя взяла мать за руку.
— Что еще?
— Перестань сердиться. Я ничего дурного не сделала. Может быть у меня личная жизнь?
— С почтальоном? — Ольга Арнольдовна вложила в это слово столько презрения и ненависти, что прозвучало, как ругательство.
— Какая тебе разница? — возмутилась Женя. — Да хоть с гробовщиком. Разве имеет значение, кто кем работает?
— Имеет. Пусти, мне пора идти. — Ольга Арнольдовна осторожно отодвинула ее с дороги.
— Ладно. Раз так… — Женя не договорила.
Молча дождалась, пока мать скроется за дверью, потом в сердцах громыхнула замком.
— Какие мы все чистенькие, ё моё!
На душе у нее было муторно и противно. Мать откровенно раздражала ее. Все раздражало: необходимость прямо сейчас, с порога, засесть за учебники и конспекты, звонить Столбовому, объясняться за вчерашнее. Ей казалось, она заразилась от Женьки острой формой мизантропии.
Она сняла верхнюю одежду и прошла в свою комнату. От джемпера и от волос ощутимо пахло хлоркой. Женя вспомнила, как Женька утром сказал ей о своей матери: «Она каждый день полы моет «Доместосом». Ей кажется, вокруг полно микробов».