Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
— У меня никогда в жизни прозвища не было. Даже в школе.
— Почему это?
Женька презрительно хмыкнул.
— Потому.
— Исчерпывающий ответ. — Женя вспомнила, как Люба говорила о том, что Женьку не любили одноклассники. Любить — не любили, а прозвища, стало быть, не придумали? Странно.
— Так как мы тебя будем называть? — нетерпеливо произнес Женька.
Она пожала плечами.
— Не знаю. В детстве меня называли Пичужкой.
— Кто называл?
— Отец.
— Где он сейчас?
— Умер.
— Ты его ненавидела? — спросил Женька.
— Нет, что ты! Я его очень любила. Хотя… первое время после его ухода, пожалуй, действительно ненавидела.
— А потом?
— Потом поняла, что сердцу не прикажешь. Разве человек виноват в том, что полюбил снова?
— Что полюбил — не виноват, — проговорил Женька. Голос его звучал странно глухо.
— Вот и я про то же, — сказала Женя.
— Значит, Пичужка, — произнес он задумчиво. — А ничего, сойдет. Мне даже нравится.
— Комплекция у меня совсем не для такого прозвища, — рассмеялась Женя.
— Неважно. Будешь Пичужкой, и все тут. Давай автограф оставим на памятнике.
— Царапать? — испугалась она.
— Зачем? — Женька поднял с земли обломок какой-то ветки и подвел ее к мраморному постаменту. Подножие было покрыто снегом. — Пиши. — Он протянул ей сучок.
— Что писать?
— Что хочешь. Ты же у нас умная.
Женя подумала, потом вывела затейливой вязью на снегу: «Женька и Пичужка. Январь 2005».
— Получается, как у Ильфа и Петрова. «Киса и Ося были здесь». Читал?
— Может быть. Не помню.
— Позор. Ладно, куда мы на этот раз пойдем? Снова на каток?
— Можно. Ты как?
— Честно говоря, ноги жутко болят с непривычки.
— Тогда давай в кино.
— Идет.
Они купили билеты в Россию на «Призрак оперы». Фильм выбрала Женя. Женька протестовать не стал, но места попросил в последнем ряду. Едва вспыхнул экран, Жене стало ясно, что ничего смотреть они не будут. Неподалеку от них сидела такая же парочка. Сначала они смущались друг друга, но потом разошлись вовсю. Женя и незнакомая девчонка даже пальто сняли.
«Не хватает еще групповухи», — думала Женя, тая в Женькиных объятиях. Та, другая, тоже таяла и млела — Женя видела ее лицо, счастливое и блаженное, с заведенными глазами. «Наверное, им так же, как и нам, некуда деться, вот и шляются по кинотеатрам».
Откуда-то спереди гремела музыка, на экране страдали герои — там тоже была любовь. Женя не заметила, как фильм закончился. Ей было жарко, голова шла кругом. Они с Женькой с сожалением поднялись со своих мест и побрели к выходу. У дверей их догнали «товарищи по несчастью». Женя услышала, как парень шепчет на ушко девчонке: «Солнышко, пошли к Вадику. Ну, пошли! У него предки в доме отдыха». Его подружка лишь обалдело хлопала глазами.
В
— Поехали ко мне.
— Лучше ко мне, — проговорила она поспешно.
— Не лучше. У тебя мать.
— У тебя тоже.
— Моя не в счет.
— Пойми, я не могу каждую ночь исчезать из дому. Мне ведь потом весь день за учебниками сидеть.
— А мне к шести на работу.
— Значит, нам надо сделать паузу, — сказала Женя решительно.
— Ну уж нет. Поедем к тебе, я в двенадцать уйду.
Она обрадовалась, что сумела-таки его переспорить. Значит, не такой уж он упертый, надо просто тверже добиваться собственной цели.
Они вошли в метро и через сорок минут были у ее дома.
— Ты, главное, ни на что не обращай внимания, — проинструктировала она Женьку, прежде чем позвонить в дверь. — Моя мама вполне здорова, но у нее есть по отношению к тебе некоторые предубеждения, благодаря вчерашнему.
Он неопределенно кивнул и промолчал. Женя нажала на кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок.
— Молодец, что так рано… — начала Ольга Арнольдовна и осеклась. Лицо ее вытянулось, глаза опасно округлились.
Женя сладко улыбнулась и шагнула через порог.
— Мама, познакомься. Это Женя Карцев. Я тебе о нем рассказывала. Помнишь?
— П-помню, — выдавила Ольга Арнольдовна, слегка отступая назад, в прихожую.
— Замечательно! — бодро проговорила Женя. — Жень, ты заходи, не стесняйся. Чувствуй себя, как дома. Мою маму зовут Ольга Арнольдовна.
— Очень приятно, — пробурчал Женька себе под нос и зашел в коридор.
Мать застыла в оцепенении, как статуя, и буквально пожирала его глазами.
— Будь добра, поставь чайник, — попросила ее Женя, предчувствуя, что сию минуту разразится буря.
— Чайник… — как зомби, повторила Ольга Арнольдовна. — Ах, да, чайник. — Она стремительно развернулась и скрылась на кухне.
«Глядя на нее, запросто можно решить, что она тоже сумасшедшая», — с горечью констатировала Женя.
Женька так и стоял посреди прихожей, не раздеваясь.
— Ну, ты-то чего? — в сердцах проговорила она. — Окаменел, что ли? Снимай свою куртку, и пойдем. Теперь я буду тебя кормить, хотя кухарка из меня скверная.
— Может, мне лучше уйти? — он на всякий случай взялся за ручку.
— Я тебе дам, уйти! Делай, как я сказала.
Он послушно расстегнул «молнию». Лицо его при этом сделалось сумрачным и непроницаемым — точь-в-точь таким, каким бывало во время репетиций. Женя подождала, пока он переобуется, затем потянула за собой из коридора.
Электрочайник уже успел вскипеть. Мать сидела за столом, неестественно выпрямив спину. Женя, стараясь сохранять беспечный и веселый вид, заглянула в холодильник.