Мой темный принц

Хантингтон Паркер С.

Увы, не повезло. Я попетлял по своему кабинету, библиотеке и двум гостевым комнатам наверху. Все пусто.

Я достал телефон и отправил Даллас сообщение, зная, что Брайар не умеет отвечать - и вообще пользоваться технологиями. Она всегда была старушкой, запертой в молодом теле.

Олли фБ: Где моя невеста?

Даллас Коста: Я ее съела. Извини.

Олли фБ: Шутки не должны быть такими реалистичными.

Даллас Коста: Она ушла от меня полчаса назад. С ней все в порядке?

Олли фБ: Уверен, что ничего

страшного.

Я переключился на приложение безопасности и передвинул таймер на тридцать минут назад. Обычно я не пользовался им, в основном потому, что брат не оставил бы мне отвратительных записей, делая бог знает что на берегу озера.

Наружные камеры подтвердили, что она, несомненно, проникла в дом, но я обыскал все вокруг. Так что, если только она не выпрыгнула через одно из окон - что маловероятно, дом-то высокий, мать его, - она должна быть еще здесь.

Но где?

Кровь застыла, превратившись в сосульки в моих венах.

Нет.

Ни за что, блядь.

Она не могла.

Но, конечно, она бы сделала это. Она не была Брайар Роуз. Она была Брайар. И Брайар была совсем не похожа на ту девушку, которую я когда-то оставил. Она была дикой бунтаркой и не любила, когда ей указывали, что делать.

Я бросился к первым детским воротам южного крыла, сердце замирало в горле. Если бы я не остановился, чтобы перевести дыхание, то неистовый топот привел бы к сердечному приступу. Это не должно было меня пугать. Себ не причинит ей вреда. Он знал, что я уничтожу его, если он это сделает.

И все же у меня дрожали колени, когда я, как будто моя задница горела, бросился ко вторым детским воротам. Я чуть не вырвал ее из стены, пытаясь открыть. Я углубился в крыло Себастьяна, не доходя до поворота в его гостиную.

И тут я услышал его.

Смех.

Не просто смех.

Смех Себастьяна.

Звук настолько редкий, настолько прекрасный, настолько чертовски чуждый моим собственным ушам, что я сразу же подумал, что мне это привиделось.

Я остановился на полшага, тяжело дыша и пытаясь прислушаться.

— ... Я бы буквально изменила своей диете ради этого, — поддразнила Брайар, вызвав у Себастьяна новый приступ смеха.

— Это до или после передозировки бригадейро? (прим. бразильский десерт).

— Ни то, ни другое. — Брайар вздохнула. — Я не могу обманывать то, чего не существует. Диеты - враг человечества. Я всегда буду выбирать углеводы. Они - моя единственная настоящая любовь.

Я чуть не захлебнулся слюной, разрываясь между парящим, неконтролируемым счастьем от того, что им весело вместе, и парящей, неконтролируемой ревностью к гребаной группе продуктов. Если отбросить углеводную зависимость Брайар, Себастьяну было весело.

Впервые.

За пятнадцать лет.

Вообще-то, может, и не впервые. Насколько

я знал, это могло начаться в тот день, когда она вошла в мой дом. Судя по тому, как они общались, это была не первая их встреча. Как я мог быть настолько слеп к этому? Должно быть, они были хитрыми. Специально скрывали это от меня.

Несомненно, это идея Себа. Наверное, он думал, что я утащу его в 180-дневный кругосветный круиз, и он был прав. Я уже делал мысленную пометку, что надо всем позвонить. Терапевту, врачам, в туристическое агентство. Святое дерьмо. СВЯТОЕ ДЕРЬМО.

Мой брат может снова жить.

Я попытался взять себя в руки. Я знал, что он ненавидит, когда я так себя веду - радуюсь за него, назойлив, слишком настойчив, чтобы позволить ему принимать собственные решения.

Успокойся, блядь, или ты все испортишь, чувак.

Я уперся плечом в стену, закрывающую меня от посторонних глаз, и продолжил подслушивать, не испытывая ни капли стыда. Кайф, гудевший внутри меня, смыл все это. В воздухе витали запахи пиццы и пива. На заднем плане из объемного звука доносился характерный вой Питера Гриффина. Гриффины.

Легенды.

— Не знаю, как ты ешь всю эту дрянь и остаешься таким стройным. — Брайар застонала, ее рот явно был набит пиццей.

— Я занимаюсь по пять часов в день. Времени на сжигание, как видишь, предостаточно.

Они продолжали есть в молчании, а я сполз на пол, наслаждаясь звуками счастливых брата и невесты.

— Итак... — Себ сделал паузу, чтобы проглотить свой кусок. — Что-нибудь слышно от твоих предков с тех пор, как это было в последний раз?

С прошлого раза? Был последний раз, а она мне не сказала?

Ревность подкатила к моему горлу, схватив меня в удушающий захват. Между ними был целый язык, секреты и разговоры, в которые я не вникал. Но радость взяла верх. Впервые за много лет Себастьян добился успеха. Он принял кого-то, наслаждался его обществом и общался с ним.

— Нет. Полагаю, я успешно передала сообщение о том, что хочу видеть их в своей жизни чуть меньше, чем Мрачного Жнеца.

— Не будь так сурова. Я уверен, что у Мрачного Жнеца есть искупительные качества.

Еще смех. Больше пиццы. Больше Гриффинов.

Я любил своего брата. Правда любил. Ради него я отложил всю свою гребаную жизнь, и я бы сделал это снова в одно мгновение. Но мне не нравилось, что он попросил ее держать их тусовки в секрете - и я не сомневался, что приказ исходил от него. Этот ублюдок был рожден, чтобы выводить меня из себя.

Как только часы приблизились к шести - времени, когда я обычно возвращался домой, - я вышел из крыла Себастьяна, в горле у меня пульсировало. Мне хотелось разорвать что-нибудь в клочья. Выплеснуть на кого-то свой гнев. И заплакать от облегчения.