Мой темный принц

Хантингтон Паркер С.

Палец Себастьяна подтолкнул мою хромую ногу.

— Это жалко.

— Отвали.

— Ты пропустил «Дни нашей жизни».

— Нет, не пропустил. — Я привалился спиной к твердому дереву, борясь с порывом ветра, дующего с открытого патио. Вдалеке озеро ревело от необычайно сильных волн.

Себ навис надо мной, его глаза нервно перебегали вправо и влево.

— Сегодня четверг.

— Не может быть. В среду у меня деловая встреча, а я не пошел.

— Ты ее пропустил. Папа заменял тебя.

Это выбило меня из колеи.

—

Правда? — Я высунул голову из двери патио, наполовину опустив ее на тротуар, потому что не мог заставить себя пошевелить всем туловищем.

— Что ты делаешь?

Я уставился на облака.

— Жду, когда мимо пролетят летающие свиньи.

Может быть, мне не привиделся тот разговор с папой. Но это тоже не имело смысла. Для этого нужно было бы заняться чем-то еще, кроме оплакивания его все еще живых детей.

Себастьян с усмешкой посмотрел на меня.

— Поздравляю. Ты официально самый неловкий фон Бисмарк.

Я выпрямился, наконец-то разглядев его как следует. На нем были солнцезащитные очки Gentle Monster и выцветшие джинсы с гарвардской толстовкой. Все было почти нормально, если не считать того, что капюшон был натянут на голову так туго, как только позволяли нитки, и завязан тройным узлом, чтобы образовалось крошечное отверстие, через которое он мог подглядывать.

— Подожди. — Я моргнул, гадая, не мираж ли это тоже. — Ты покинул свою пещеру.

— Да, но... кто-то должен следить за тем, чтобы ты не утонул в луже собственной блевотины. — Он пожал плечами, засунув руки в карманы джинсов. — Кстати, ты выглядишь как дерьмо.

— Так все говорят. — Я повернулась к озеру. На моих губах заиграла горькая улыбка. — Все еще помнишь, как выглядит солнце?

Оно уже начало опускаться за горизонт, заливая комнату туманным оранжевым светом. У нас было еще пять или десять минут, прежде чем оно полностью исчезнет, но я решил, что мы с моей галлюцинацией можем насладиться этим вместе.

— Выглядит так же, как я помню, только с большим загрязнением. — Себ занял место рядом со мной, его рот дернулся в почти улыбке. Он нахмурился, когда я рыгнул ему в лицо. Он обмахивался веером от вони. — Я должен был позволить тебе утонуть в жалости к себе. К несчастью для меня, сегодня я чувствую себя милосердным.

Я фыркнул, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— С каких это пор ты занимаешься благотворительностью?

— С тех пор как мой единственный источник продуктов превратился в пьяное клише из фильма, снятого по заказу. — Его брови взлетели вверх, проглядывая сквозь солнцезащитные очки. — Я серьезно... Сидеть в темноте, пить виски галлонами и смотреть в озеро? Что дальше? Напишешь ей грустное письмо, завернешь его в стеклянную бутылку и бросишь в воду? Я видел фильм. Спойлер: она никогда его не читает.

— Заманчиво. Может быть, я брошусь в воду, пока буду этим заниматься.

— Давай воздержимся от драматических жестов. Ты как бы монополизируешь

драму в этой семье. Это утомительно наблюдать.

Я повернулся к нему лицом, уперся в дверной косяк, ткнув большим пальцем в грудь. — За мной утомительно наблюдать?

— Эх. У тебя дерьмовый жанр. Слишком много трагедии. Недостаточно взрывов.

Я икнул в свою бутылку.

— Ты ужасная галлюцинация.

— Это потому, что я не галлюцинация.

— Докажи это.

— С радостью.

С этими словами он вскочил на ноги, ворвался на мой диван и принялся запускать все подушки прямо мне в лицо. Подушка «Джек Дэниелс» упала на твердый пол и раскололась на две части. Между нами потекли реки виски.

— Какого черта, Себ? — Я вскочил на ноги, сжимая в кулаке его рубашку.

Он выгнул бровь, забавляясь.

— Ты спятил?

Нет, вообще-то. Совсем нет.

Я просто не мог поверить, что он покинул свою пещеру.

— Ты покинул свою пещеру. — Я погладил его руки, грудь, шею, лицо, внезапно почувствовав себя трезвым.

Он отмахнулся от моих рук.

— Мы это уже выяснили.

— Выяснили?

— О, Боже. — Он начал уходить. — Найди меня, когда протрезвеешь. И в следующий раз, когда пропустишь «Дни нашей жизни», не жди, что я буду пересказывать тебе сюжет.

— Нет, подожди. — Я сжал в кулак заднюю часть его толстовки, поворачивая его лицом к себе. — Останься. Ты пришел сюда не просто так.

— Я пришел сюда, чтобы убедиться, что ты жив. К сожалению, ответ положительный. Я сейчас же отправлюсь в путь.

— Хватит врать. Зачем ты пришел?

Он не ответил. Вдалеке вода билась о берег, заполняя тишину. Я уже начал отпускать его, когда он наконец ответил, тихо. Почти застенчиво.

— Мне жаль.

Это простое заявление, как ничто другое, пробилось сквозь туман виски.

Я зажал ухо, наклонив его к нему.

— Повтори?

— Я не буду повторяться.

— Ладно, ладно. Я услышал тебя в первый раз. — Я отпустил его рубашку и жестом попросил продолжать.

— Я знаю, что я начал ту ссору, и даже если это не так, я не должен был винить тебя в этом. — Он обвел пальцем свое закрытое лицо. — Ты не хотел, чтобы все это произошло.

— Я не хотел, — пообещал я. — Мне чертовски жаль, Себ. Ты даже не представляешь.

— А я представляю. Ты говорил мне об этом миллион раз. Мне просто нужно было кого-то обвинить. — Он провел рукой по лицу, сбивая очки. — И, черт возьми, просить тебя не быть счастливым до конца жизни - это полный пиздец, и за это мне тоже жаль. Я думал, что, видя тебя несчастным, я буду счастлив, но этого не произошло.

— Это не единственная причина, по которой я бросил Брайар.

— Нет, — согласился он. — Ты бросил ее, потому что винил себя за мое лицо, думал, что не сможешь ее защитить, и еще хуже - что ты ее не заслуживаешь. Я не помог тогда. Но я могу помочь сейчас.