Мой учитель
Шрифт:
что все они были не старые горьковцы, а бывшие куряжане. Наконец после долгих, всё новых
и новых взываний председательницы поднялся уже знакомый нам старший колонист
Дмитрий Чевелий и громко сказал, что он очень обижен на Антона Семеновича и
воспитателя Чапляна (Буцай). Члены комиссии сразу оживились — зашелестели бумаги,
заскрипели перья.
Когда Чевелий выходил к столу президиума, ребята провожали его суровыми
взглядами, но, как только он начал свой
разыграть комиссию. Ребячьи лица засветились улыбками, из зала понеслись насмешливые
реплики в адрес председательницы.
По словам Мити, на прошлой неделе он как-то зашел в неурочное время на кухню и
попросил старшую кухарку дать ему обед: он, мол, опоздал пообедать в столовой. Кушать на
кухне колонистам не разрешалось, но старшая кухарка, поворчав, дала Мите тарелку борща.
Едва он успел черпнуть ложкой, как в кухню зашел дежуривший в этот день Чаплян.
— Ты что здесь делаешь? — спросил воспитатель, увидав Чевелия. — Ведь ты только
полчаса тему назад пообедал в узловой, и, по твоей просьбе, тебе еще дали прибавку!..
Кухарка, услышав эти слова, схватила деревянный половник и с криком: «А, так ты
мне брехать!» — ударила им Чевелия. Половник треснул. Борщ кухарка вылила в ведро, а
Митю выгнала вон из кухни.
Выслушав этот рассказ, председательница комиссии с досадой спросила:
— И это все? В чём же состоит твоя обида на воспитателя? Это все?
— А как же! — не задумываясь, ответил Чевелий. — Борщ-то ведь пропал! Не зайди
воспитатель на кухню, я бы ещё раз пообедал!
— А на Антона Семеновича за что ты в претензии, — уже со злостью спросила
Брегель.
— Да ведь Антон Семенович объявил выговор кухарке, и мне теперь не то что в
кухню зайти, а и мимо пройти нельзя! Кухарка кочергой побить грозится! Ей богу! — сказал
он, притворяясь сильно взволнованным.
Чевелий возвращался на свое место, пожимая плечами, а видом человека,
удивленного, как это его обиды, о которых он так подробно и ясно рассказал, остались
непонятыми… А ребята веселились от души, глядя на него.
Разгневанная комиссия под нескрываемые насмешки колонистов уехала восвояси, так
и не собрав данных, которые помогли бы «поднять колонию на еще более высокую ступень».
Хотя никаких отрицательных материалов ни одна из подобных комиссий представить
не смогла, все же Духовы, Брегели, Петровы и прочие сумели провести через Наркомпрос
Украины решение, по которому система воспитательно-педагогического процесса,
разработанная Антоном Семеновичем Макаренко, была признана несоветской. Трудно и
горько сейчас вспоминать
фактом. В июне 1928 года Антон Семенович вынужден был подать заявление об уходе. Меня
и еще нескольких «старых горьковцев» Антон Семенович об этом предупредил, но просил
никому не рассказывать о том, что произошло, чтобы раньше времени не огорчать ребят и
вообще не нарушать спокойной трудовой жизни колонии.
Надо ли говорить, какую душевную боль он испытывал те дни, какая тяжесть лежала у
него на сердце... Но он продолжал работать с неослабевающей энергией. Его больше всего
угнетало, что в коллективе, который ему предстояло покинуть, оставалось еще немало ребят,
нуждавшихся в серьезной и повседневной воспитательной «обработке». Среди таких
неустойчивых колонистов были не только подростки, но и уж взрослеющие юноши. Антон
Семенович высказал мысль, что взрослых ребят, пожалуй, лучше будет еще до его ухода на
править на производство. Если они останутся в колонии, без твердого руководства быстро
– 42 –
разболтаются и начнут разлагающе влиять на других ребят, — рабочая среда, большой,
мощный коллектив завода скорее удержат их от неправильного шага.
Антон Семенович составил список таких колонистов и немедленно начал подыскивать
для них работу. Но нужно было сделать не только это: ребят следовало где-то поселить и на
первых порах помочь им в бытовом устройстве. Они уходили в жизнь из колонии, которая
стала для них отчим домом, и она должна была о них позаботиться. Антон Семенович
принял эту заботу на себя, и еще до того, как он навсегда покинул колонию, ребята-
выпускники были обеспечены и работой и благоустроенным жильем.
ГОРЬКИЙ У ГОРЬКОВЦЕВ
В те же дни, омраченные тягостными раздумьями о предстоящем уходе Антона
Семеновича, в жизни колонии произошло событие, быть может, самое радостное за все годы
её существования, и это на время заглушило наши тяжелые переживания.
В начале 1928 года возвратился из Италии Алексей Максимович Горький. Мы не
сомневались, что на приглашение посетить колонию он ответит согласием. На общем
собрании Антон Семенович предложил немедленно начать подготовку к будущей встрече
дорогого гостя. Собрание шумно одобрило идею Антона Семеновича преподнести Горькому
в подарок книгу о жизни колонистов, написанную самими ребятами. Решено было поместить
в ней биографии всех горьковцев.
С этого момента наш коллектив зажил одной мыслью, одной целью: достойно