Мой учитель
Шрифт:
— Почему «Зазнайка» поросится пятью поросятами, а все остальные свиньи дают по
восьми и даже больше? Ведь, верно, это потому, что она так много кричит? — совершенно
серьезно спрашивали ребята.
Алексей Максимович задумался. Что тут ответить, чтобы не попасть впросак?
— Вот что, ребята,— серьезно сказал он, — вы «Зазнайку» за ее крик, видно, не
любите и плохо за ней ухаживаете. Так нельзя! Надо ко всем свиньям относиться хорошо.
Ребята сейчас же признались,
дали Алексею Максимовичу слово, что теперь-то уж они будут за ней смотреть в оба.
На скошенном прибрежном лугу ребята рассказали Алексею Максимовичу, как весело
было здесь работать — косить траву, сгребать и укладывать в копны сено, а в перерывах
купаться в реке.
Косари расхвастались, а лучший наш косарь сказал, что он выкашивал за восемь часов
по гектару луга, «а то и больше!». Алексей Максимович от удивления даже остановился,
потом улыбнулся и весело заговорил:
— Ты, дружок, старику загнул и даже очень! Посмотри на мои плечи и руки — во
какой я могу дать размах косе!.. — При этих словах он взмахнул руками, как будто и в самом
деле косил. — Так вот, с таким размахом и только в степи, на реденькой травке, работая от
зари до зари, я накашивал десятину, то есть чуть-чуть побольше гектара. А на этом лугу с
такой густой и высокой травой, как я вижу по копнам сена, больше полудесятины не укосил
бы...
Ребята поддержали Алексея Максимовича, и нашему косарю пришлось сознаться, что
он в самом деле «чуток загнул».
Побродив по лугу, ребята решили соблазнить Алексея Максимовича выкупаться.
Видно, ему очень хотелось принять их предложение, но, помянув недобрым словом свое
здоровье, он согласился только посидеть на берегу, чтобы посмотреть, как ребята будут
плавать «на взмашки», «собачкой», «на бочку с подпрыжкой». Ребята затеяли соревнование
пловцов, и по горящим, помолодевшим глазам Алексея Максимовича было видно, что он, как
и болельщики-колонисты, волнуется, с увлечением ожидая исхода заплывов. Он не мог
усидеть на месте, поднялся с земли, чтобы на упускать из поля зрения всего происходящего,
и иногда казалось, что вот-вот и сам сбросит одежду и ринется догонять пловцов своими
саженными «взмашками». Ребята чувствовали, что Горький живет в эти часы одной жизнью с
ними, и, как умели, выказывали ему свою мальчишескую влюбленность в него.
...Прошло четверть века с тех пор, как видел я возвращающегося с луга Алексея
Максимовича, окруженного толпой веселых, мокроволосых после купания ребят, но и сейчас
эта яркая, полная жизни и света картина, достойная стать сюжетом для талантливого
живописца,
Вечером Алексей Максимович присутствовал на общем собрании колонистов и
принимал рапорты от командиров отрядов.
В это время на кухне шли приготовления к ужину. Тася уже раз десять выбегала во
двор посмотреть, не возвратились ли Жора или Денис с лимонами. Пришла на кухню и
Елизавета Фёдоровна проверить, все ли готово для нашего дорогого гостя. Тася с глазами,
полными слез, сразу же начала жаловаться на неспособность Новикова и Горгуля не только
что лимоны достать, но даже нос вытереть без няньки... Но волнение Таси было напрасно.
– 46 –
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился запыленный Жора; глаза его сияли,
шапка еле держалась где-то на затылке, он тяжело дышал.
— Получайте, Елизавета Федоровна, лимончики! Десять штук, как один!
— Миленький Жорочка, где ты достал? – с жаром воскликнула Тася.
— Неужели и вы, Елизавета Федоровна, думали, что я могу не выполнить поручения.
— не обращая внимания на Тасю, гордо сказал Новиков. — Слушайте, как дело было... — И,
немного отдышавшись, Жора стал рассказывать, как, безуспешно обегав все магазины
Харькова, он чудом, только благодаря своему незаурядному дипломатическому искусству,
достал эти лимоны у заведующей одним из лучших ресторанов города.
— ...Понимаете, захожу туда и что же вижу? Между столиками прохаживается наша
колонистка Клава в белом фартучке. Помните, в прошлом году Антон Семенович направил ее
на работу в пищевой комбинат?.. Я к ней: «Клавочка, выручай!» А она — счастлива хоть что-
нибудь для колонии сделать — потащила меня к заведующей. Ну, тут я мобилизовался — не
устояла заведующая. И вот — лимончики... Я ей на прощание руку поцеловал, по-солидному,
и пригласил к нам в Куряж посмотреть колонию...
— А Денис где? — спросила Елизавета Федоровна.
— Не знаю, мы разошлись с ним,— ответил Жора.– Ну, он-то вернется с пустыми
руками! Не та голова!
Весело подмигнув улыбающейся Тасе, Жора с геройским видом вышел из кухни.
Когда после сигнала ко сну дежурный воспитатель обходил спальни, кровать Дениса
Горгуля оказалась пустой. Но Антон Семенович встретил это сообщение спокойно: он
хорошо знал настойчивость Дениса и понимал, что Горгуль не вернется, пока не выполнит
поручения.
Запыленный, усталый, еле передвигая ноги, Денис утром вошел в кабинет Антона
Семеновича, когда там находились уже не на шутку взволнованная Елизавета Федоровна,