Мой учитель
Шрифт:
ребятами! Мне никогда не случалось слышать, чтобы Антон Семенович кого-нибудь из них
специально учил, как надо вести себя с колонистами. Случаи, когда тот или иной воспитатель
не находил правильного тона во взаимоотношениях с ребятами или педагогическим
персоналом, бывали очень редки. И это легко объяснимо. Научно обоснованная система
воспитания в колонии была такой последовательной и четкой, что новый работник быстро
проникался её требованиями и сразу находил
Любые отклонения от этих требований тотчас же, по контрасту, начинали всем бросаться в
глаза – и другим воспитателям, и служащим, и самим колонистам. Конечно, новичку не очень
приятно было со всех сторон выслушивать критические замечания, особенно от колонистов,
но редко кто не понимал, что лучше признать свою ошибку и исправить ее, чем усугублять.
Это тоже было одним из требований системы.
Промахи воспитателей Антон Семенович никогда не оставлял без внимания, но дело,
как правило, ограничивалось обсуждением совершенной ошибки. Однако за серьёзные
проступки могло последовать даже увольнение. Антон Семенович не простил бы ни одному
– 51 –
человеку применения силы по отношению к ребятам, рукоприкладства. Только наш старый
конюх Силантий позволял себе иногда «дать шлепка» колонисту. . Приведет кто-нибудь из
ребят после работы вспотевшую лошадь, тут Силантий и набросится: «Ах ты, такой-сякой, и
скажи на милость, коня загнал!» И после этого обычно следовало «внушение» по
соответствующему месту. Когда Силантию делали за это замечание, он с искренним
изумлением оправдывался: «И скажи на милость, да разве я его ударил. Только муху со
штанов согнал!» Ребята на Силантия никогда не жаловались, а работник он был хороший и
человек честный, прямодушный, поэтому Антон Семенович мирился с его незлобивой
стариковской привычкой.
Увольнение могло последовать немедленно, если кто-нибудь появлялся среди
колонистов в нетрезвом виде. Только нашему глухому технику-строителю, пожилому
человеку, Антон Семенович прощал эту слабость. Тот и сам сознавал, что поступает
нехорошо, и, подвыпив, старался не показываться на глаза ребятам. Техник-строитель был
очень предан колонии и всегда горячо защищал её интересы, любил ребят, и они отвечали
ему тем же.
АНТОН СЕМЕНОВИЧ О СЕБЕ
О жизни Макаренко еще мало написано, и я думаю, что читателю будет
небезынтересно узнать, хотя бы в общих чертах, его биографию, изложенную по
собственным рассказам Антона Семеновича и воспоминаниям его матери.
Родился Тося — так звали Антона Семеновича близкие — 1 (13) марта 1888 года в
Белополье,
Григорьевич, работал старшим маляром железнодорожных мастерских, мать занималась
домашним хозяйством и ухаживала за огородом при домике, где они жили. Родители не были
старожилами Белополья — они переехали туда в 1881 году из Крюкова Посада на Днепре.
По словам Антона Семеновича, его отец был высоким, худым, очень суровым
человеком, уделом которого всю жизнь оставался тяжелый, непрерывный труд. Он обладал
незаурядными способностями, но не смог получить никакого образования. Его пытливый ум
искал ответов на многие вопросы, но получить их можно было только в книгах. И служебное
его положение, сперва в качестве старшего маляра, потом мастера малярного цеха, в свою
очередь, требовало грамотности. И вот в возрасте тридцати лет Семен Григорьевич
Макаренко засел за букварь. Занимаясь по вечерам, часто до глубокой ночи, он научился
бегло читать, стал выписывать журнал «Нива» со всеми приложениями и прочитывал эти
издания от корки до корки.
Дети близких соседей, таких же бедняков, все были старше Тоси, и, когда ему
исполнилось только пять лет, они уже работали «мальчиками» в различных небольших
кустарных мастерских — сапожных, жестяных, бондарных. Только один соседский мальчик
учился в школе. Дружба с ним для пятилетнего Тоси имела очень большое значение. Он
первый показал ему буквы и научил их складывать. И серьезный, настойчивый Тося к концу
пятого года своей жизни уже научился самостоятельно читать. Отец, хорошо помнивший, с
каким трудом далась грамота ему самому, видел выдающиеся способности сына и вместе с
матерью поддерживал в нем желание учиться. Когда Семену Григорьевичу приходилось по
делам службы ездить в Сумы, расположенные от Белополья в пятидесяти километрах, он
обязательно привозил Тосе какую-нибудь книгу и всякий раз, вручая ее, говорил, что пусть
он учится и за него и за себя, и требовал самого аккуратного обращения с драгоценным
подарком. Но этого можно было бы и не говорить мальчику: своих лучших друзей – книги –
Тося берег пуще зеницы ока...
Впрочем, однажды с ним произошел случай, который Антон Семенович не мог
вспоминать без волнения. В день пасхи в праздничном костюмчике и с любимой книгой в
руках он пошел на реку смотреть ледоход. День был теплый, ясный. Большой лед уже
– 52 –
прошел, и только иногда проплывали мимо отдельные льдины. Заметив привязанную лодку,