Мой волшебный фонарь
Шрифт:
Мой братец не способен правильно определить центр прямоугольника, но это никого не беспокоит — главное, что он из центра площадки точно попадает в корзину! Его буквально за уши перетаскивают из класса в класс, насильно запихивая в голову минимум необходимых знаний. И в результате жалкие троечки Ясека радуют нас куда больше, чем круглые пятерки Агаты! Причем мы прекрасно понимаем, как это несправедливо. Бедная Агата! Она старательно восхищается тройками брата, а собственный дневник смущенно заталкивает в дальний угол, чтобы, упаси
Особое место в нашей жизни занимает дядя Томаш. Раньше он жил вместе с нами, а несколько месяцев назад перебрался в собственную квартиру, но приходит к нам чуть ли не каждый день.
— Стоит мне побыть немного одному, как в голову начинают лезть всякие страшные мысли, — уверяет он маму. — Так и тянет повеситься на никелированном крючке в моей шикарной ванной. И зачем только мне понадобилась эта квартира? — спрашивает он у нас.
А мы в ответ смеемся, потому что знаем, зачем она ему понадобилась.
Всем нам очень нравится Лиля, пожалуй, только мама не разделяет общего восторга.
— Боюсь, Томаш плохо себе представляет, во что обходится стремление поспевать за модой, — часто говорит она. — Если б я вздумала гнаться за модой, вы бы у меня через три дня после зарплаты сидели без обеда!
А Лиля гонится и поспевает. Не знаю, во сколько ей это обходится, думаю, что в копеечку; но, когда Лиля появляется в нашем доме, мы каждый раз долго не можем прийти в себя.
— Понюхай ее… — шепчет Агата. — Умоляю, понюхай!
И в самом деле, пахнет Лиля восхитительно. Агата утверждает, что этим запахом непременно пропитается вся квартира дяди Томаша, когда Лиля станет его женой. Вполне возможно. Наша мама пахнет ацетоном и сероуглеродом, потому что она работает в химической лаборатории. И в квартире у нас тоже пахнет ацетоном, и все мамины платья пропитаны химическими запахами.
— У твоей мамы очень странные духи! — сказал однажды Витек.
Мамины духи называются фенол. А Витек у нас больше не бывает. И вообще не стоит о нем даже упоминать, потому что в рассказе о нашей семье он никакой роли играть не будет. Он к нам теперь не приходит, хотя…
По вечерам я долго лежу, не зажигая света. Я закрываю глаза, и тут он является в моем дурацком воображении. Он садится на стул возле моей постели, и я улыбаюсь ему так же, как улыбалась на каждом уроке физики, потому что в физической лаборатории мы с ним сидели рядом, пользовались одной газовой горелкой, одним учебником — моим, свой Витек продавал уже в конце первой четверти, чтобы взамен купить очередную серию марок с животными. И так было до самых выпускных экзаменов… По вечерам
Сегодня Ясек вернулся из школы одни.
— Что случилось с Агатой?! — крикнула я.
— Сейчас, сейчас расскажу, дай только что-нибудь перехвачу. Я умираю с голода! — прокричал Ясек в ответ. — Ты не представляешь, какой у нас сегодня был денек!
Последние его слова утонули в страшном грохоте. Мама утверждает, что у Ясека валится из рук решительно все, к чему он ни прикоснется. Поскольку через минуту он влетел ко мне с внушительных размеров яичницей на тарелке, я поняла, что на этот раз мой брат прикоснулся к сковородке.
— Агата окончательно спятила! — коротко сообщил он.
— С чего ты взял?
— Занялась общественной работой, — уточнил Ясек. — Видать, у нее чересчур много свободного времени. А я себе такой роскоши не могу позволить — мне не до того, со своими делами еле управляюсь…
— Смотри, не перетрудись… — пробормотала я.
— Еще одна нашлась! Хоть бы ты меня оставила в покое. Я уже столько всякого наслушался…
— Кто же тебя воспитывает? Агата?
— Нет. Там, одна…
— Кто же?
— «Кто, кто»! Все тебе нужно знать. Я же говорю, одна знакомая… — Ясек отодвинул тарелку и, набив полный рот хлеба, прошамкал: — Клаудиа.
Я, признаться, оторопела. Клаудиа! Ну и имечко!
— Это еще кто такая? Из вашего класса?
— Скажешь тоже! — презрительно хмыкнул Ясек. — У нас в классе нет ни одной стоящей девчонки. Клаудиа занимается в нашем спортклубе. Бегает стометровку. Кстати, очень прилично! — Ясек некоторое время задумчиво работал челюстями, потом неожиданно заговорил совсем о другом: — А у нас в школе сегодня состоялся поединок. Между пани Хжановской и Генеком Круликом.
— Из-за чего?
— Как бы тебе сказать… — замялся Ясек. — Тут нужно объяснять с самого начала. От печки…
— Валяй от печки. Только сперва придумай для своего рассказа название.
— Название? Зачем оно тебе?
Я рассмеялась.
— Пригодится. И тебе будет легче рассказывать. Итак, повествование о поединке между паней Хжановской и Генеком Круликом называется…
Ясек задумался, что, надо отдать ему должное, случается не часто. Наконец, проглотив последний кусок хлеба, он решительно произнес:
— Заглавие будет такое: «Отчего у пани Хжановской опускаются руки». Годится?
— Годится. А тебе самому нравится?
— Угу. Знаешь, а ты права. Пока я придумывал название, меня вдруг осенило, что у пани Хжановской для этого немало причин.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула я. — Без заголовков не обойдешься!
Ясек растянулся на полу возле моей кровати.
— Значит, так… — начал он.
Я только повторяю его рассказ.