Мой волшебный фонарь
Шрифт:
У пани Хжановской руки опускаются довольно часто, потому что ее просто до этого доводят. Она шестнадцать лет преподает в нашей школе, и за эти годы через ее руки прошло не меньше двух десятков гавриков, отличающихся одной особенностью: нипочем не догадаешься, какой номер они выкинут через минуту. И наш Генек Крулик в этом смысле не знает себе равных. Сегодняшняя история началась позавчера, когда Генек вместе со своей мамой побывал на толкучке и мама купила ему райфлы — это такие джинсы, made in USA. Блеск, а не штаны! Во-первых, молниеносно затвердевают
— Крулик! — сказала она довольно громко.
Но Генек ее не услышал, потому что он свое внимание на пани Хжановской не сосредоточивал.
— Генек Крулик! — повторила пани Хжановская почему-то писклявым голосом.
Генеку и на ум не пришло, что его вызывает учительница. Он решил, это шуточки Люськи Квасневской, она у нас обычно пищит или квакает. Поэтому он спросил:
— Ну чего?
И тут пани Хжановская взорвалась.
— Как это «чего»? — сказала она уже своим обычным голосом, может быть, даже немного с хрипотцой.
— Ах, это вы! — удивился Генек.
— Я!
Тогда Генек вскочил и завопил:
— Здесь!
— Это я вижу. Ты готов?
— К чему? — спросил Генек, окидывая класс блуждающим взором.
— К ответу по анатомии!
— А-а-а, по анатомии… э-э-э, ну, не знаю, вроде бы… — пробормотал Генек.
— Первую помощь можешь оказать?
— Нет. У нас этим мама занимается! Если что случится, мы сразу к маме…
— Я спрашиваю, приготовил ли ты домашнее задание на тему «Первая помощь в несчастных случаях»? Я его задавала тебе, а не твоей маме!
— Ах, домашнее задание?! — оживился Генек; он как будто наконец спустился на землю. — Домашнее задание-то я приготовил, — гордо заявил он.
— Гроза, — коротко бросила пани Хжановская.
Генек огляделся по сторонам.
— Вы ошиблись. Грозы у нас нету, он в «Б».
Тут Глендзен ущипнул Генека через райфлы. Помогло.
— Ах, гроза! Значит, молния. Понял, извините. Молния — это плохо. Очень скверная штука. Хуже всего, что… сейчас, как это… когда молния попадает в человека… она… это… в нем застревает… э-э-э… а вытащить молнию из покойника… ну… очень сложно. Когда я жил в деревне, мне один старик рассказывал, что лучше всего человека вместе с молнией закопать и землю… э-э-э…
— Садись! — оборвала пани Хжановская ученые рассуждения Крулика. — Садись, пока я тебя не закопала в землю вместе с твоими глубокими знаниями! И не приходи в школу без матери!
Генек опустил голову. Губы у него шевелились, но слов не
— У моей мамы больное сердце… — наконец выдавил он.
— Ничего удивительного! — воскликнула пани Хжановская. — Если у меня руки опускаются, хотя я имею с тобой дело всего раз в неделю, представляю, каково твоей маме! И такие отговорки мне тоже знакомы. У всех у вас родители больны, когда их вызывают в школу! Мне очень жаль, Генрик, но тебе не удастся меня провести! Завтра в восемь изволь быть в школе вместе с отцом или с матерью.
— Папа уехал в командировку.
— Этого следовало ожидать! У мамы больное сердце, папа уехал в командировку. Кажется, я это уже где-то слыхала! Итак: завтра в восемь.
Генек совсем повесил голову. Он даже о райфлах забыл. А я как вспомню, чего он наговорил пани Хжановской, в общем-то, начинаю понимать, отчего у нее руки опускаются…
— И я понимаю! — воскликнула я. — Генек неплохой парень, но на этот раз пани Хжановская абсолютно права!
Ясек некоторое время тупо смотрел на меня.
— Это еще не все, — вдруг сказал он. — Конец у этой истории совсем дурацкий.
— Почему?
Ясек придвинул к себе тарелку, выскоблил ложкой остатки яичницы, отправил их в рот. Потом вытащил из кармана пилочку для ногтей, нагнулся и принялся деловито пилить ножку у столика. Все это означало, что Ясек «сосредоточился». Прежде чем высказать какую-нибудь мало-мальски толковую мысль, он обязательно должен «сосредоточиться» — это уже давно подметила наша Агата. В конце концов Ясек откашлялся, точно слова, которые он собирался произнести, застряли у него в горле, и чуть слышно пробормотал:
— Итак, приступим к прологу.
— К эпилогу. Пролог бывает перед началом.
— К эпилогу, — согласился Ясек.
И вот какой оказался эпилог.
После уроков Генек Крулик подошел ко мне и сказал:
— Послушай, старик! Как же мне теперь быть?
— Придется сказать мамаше. Ты же знаешь Хжановскую: от нее не отвертишься.
Мы вышли из школы. Генек молча тащился за мной, охоту чесать языком у него начисто отбило. Наконец он заговорил:
— Понимаешь, одно во всей этой истории паршиво…
— Что же?
— То, что отец в самом деле уехал, а у мамы сердечный приступ. Тяжелый…
На этом разговор оборвался. Что я мог сказать Генеку? Он точно громадный камень волок на горбу, а я ничем не в состоянии был ему помочь. Когда он свернул к себе во двор, я поглядел ему вслед. Райфлы уже немного залоснились на заду, но Генеку было не до них…
— Помой тарелку… — сказала я. — Только постарайся, чтобы она осталась цела.
Я слышала, как Ясек пустил воду на кухне, как громыхал единственной тарелкой, точно это был сервиз на двенадцать персон. Потом все стихло, только несколько раз скрипнула дверь ванной. И вдруг передо мной предстал мой братец, своим видом повергнув меня в крайнее изумление. На нем была белая рубашка, которую он почти никогда не надевает, и галстук, что было уж совсем поразительно. И белобрысые космы лежали на голове в относительном порядке.
— Что с тобой?.. — испуганно спросила я.