Мой волшебный фонарь
Шрифт:
Да, я прекрасно помнила, как дядя Томек выступал с рассказом о рациональном оборудовании двухкомнатных квартир. Выступление должно было сопровождаться демонстрацией фильма, но кто-то что-то перепутал, и вместо нужной пленки прокрутили другую, об архитектуре современных коровников. С тех пор дядя Томек стал самым популярным в стране специалистом по интерьеру.
— Ох, боюсь, Ясек выкинет какой-нибудь номер перед телекамерой и опозорит всю нашу семью, — зловеще предрекла Агата. — Я сама вчера слыхала, как Генек Крулик предлагал ему пари на двадцать злотых.
— А что Ясек должен сделать за эти деньги? — спросила я. Эта новость меня, надо сказать, встревожила. Моего брата хлебом не корми, только дай с кем-нибудь побиться об заклад.
— Генек пообещал выложить двадцатку, если Ясек покажет ему язык.
— Ну и пусть показывает, подумаешь…
Агата посмотрела на меня с состраданием.
— Ты что, рехнулась? Язык-то нужно показать по телевизору! Перед камерой!
Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове.
— И что же Ясек? — со страхом спросила я.
— Сказал, что подумает. «Цена, говорит, подходящая, стоит рискнуть!»
— Да он спятил!
— Он всегда был ненормальный! — подхватила Агата. — Увидишь, он клюнет. Наш брат к деньгам весьма неравнодушен.
— Не сделает он этого! — возразила я. — Хотя бы из-за родителей. Я попытаюсь с ним поговорить, но все равно он не решится, вот увидишь!
— Лучше ничего не говори! Ты же знаешь, какой он! Если попросить его этого не делать, он непременно назло возьмет и высунет свой мерзкий язык. Он всегда поступает наоборот. Умоляю, не вмешивайся!
Меня прямо-таки в жар бросило. Агата, немного помолчав, вдруг жалобно спросила:
— Как ты думаешь, выпрут Ясека из школы, если он это сделает?
— Он этого не сделает! — сказала я, постаравшись, чтобы мой ответ прозвучал как можно более убедительно.
Хотя я почти не сомневалась, что Ясек способен выкинуть такой номер. В особенности если Генек Крулик отвалит ему за это двадцатку. Ясек, конечно, обладает кое-какими чертами Ромео и на свет появился в пятницу, но теоретически он во многом подходит под категорию «родившихся в воскресенье». Например, он без зазрения совести берет у мамы пять злотых за мытье окон, хотя вся семья его за это осуждает.
— Пани Капустинской мама платит пятьдесят злотых, — защищается Ясек, — а я беру всего пятерку. Выходит, мама на этом деле зарабатывает сорок пять злотых. Не понимаю, чем вы недовольны? Нужно радоваться, что столько денег остается в доме.
— Мог бы то же самое делать за спасибо, а не за деньги! — негодует Агата. — Это должно быть твоей обязанностью! Постыдился бы!
— «Постыдился бы, постыдился бы»! — передразнивает ее Ясек. — Чего мне стыдиться, когда я отваливаю маме сорок пять злотых и таким образом вношу свою долю в семейный бюджет? Интересно, — переходит он в наступление, — а ты когда-нибудь хоть грош внесла?
— Я маме помогаю задаром!
— Ха-ха! За твою помощь приходится приплачивать! Ты забыла, сколько мама заплатила пани Капустинской, чтобы она отмыла пол, после того, как ты умудрилась в тридцать квадратных метров
Поэтому мне кажется весьма вероятным, что Ясек не преминет воспользоваться таким прекрасным средством передачи информации, как телевидение, чтобы показать Генеку Крулику язык.
Мои опасения оказались не лишенными оснований. После обеда Агата в одной из тетрадей Ясека, откуда она что-то переписывала, обнаружила записку, с которой немедленно примчалась ко мне.
— Докатился! — воскликнула она. — На, почитай! И скажи, найдется теперь какая-нибудь сила, способная его удержать?
Я прочла.
Мы, нижеподписавшиеся, заключаем договор следующего содержания:
1. Если гр. Ян Мацеевский во время своего выступления по телевидению покажет гр. Генрику Крулику язык, гр. Генрик Крулик обязуется уплатить вышеуказанному 20 зл. (двадцать злотых) наличными.
2. Если гр. Ян Мацеевский не решится показать вышеупомянутый язык гр. Генрику Крулику, он должен будет в течение трех дней выплатить последнему сумму в 20 зл. (двадцать злотых).
3. Если из-за помех во время телевизионной передачи гр. Ян Мацеевский по техническим причинам не сумеет выполнить условия настоящего договора, договор будет расторгнут.
— Позови Ясека! — сказала я.
— Надеешься его уговорить? — с сомнением покачала головой Агата. — Боюсь, ничего у тебя не выйдет!
— Позови Ясека! — повторила я. — Лучше я отрежу ему кончик языка, чем позволю высовывать его перед телезрителями!
Ясек вошел ко мне в комнату, лучезарно улыбаясь.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Сейчас узнаешь. Садись.
Он сел. Я извлекла из-под подушки вещественное доказательство.
— Если ты выкинешь что-нибудь в таком духе, Ясек, я тебе никогда в жизни этого не прощу! Умоляю, скажи, что это шутка!
Ясек ухмыльнулся.
— Никакая не шутка! Ты что, думаешь, я ему язык показать не смогу? Почему? Мне это раз плюнуть!
— Хоть бы он у тебя в глотке застрял!
— Не застрянет! — уверенно ответил Ясек. — Мало, что ли, раз я этому же Крулику его показывал? Причем, заметьте, бесплатно…
— Но не по телевизору же! Ведь все будут на тебя смотреть! И мама, и папа, и родные, и знакомые. И вся школа!
— Ну и пусть! — пренебрежительно фыркнул Ясек. — Подумаешь!
__ Послушай… — переменила я тактику. — Ты представляешь, как нам всем будет за тебя стыдно? А Генеку только потеха!
— Хорошенькая потеха! — возмутился Ясек. — Да он же мне за это заплатит! Причем немалые деньги! Целых две кругляшки.
— Это еще что за кругляшки?
— Ну, две десятки.
— Ясек… — начала я все сначала. — Ты не должен этого делать. И не сделаешь, правда?