Моя чужая семья
Шрифт:
Но какой бы слабой я не была — не позволю так поступать со мной! Нет уж! Со мной так не выйдет…
Может и не сильная, зато упрямая! Даже если это назовут глупым упрямством.
Ведём молчаливую битву взглядами: я бесстрастно смотрю на него, он въедливо и задумчиво на меня.
В воздухе висят невысказанные вопросы…
И я на грани начать отвечать, но вдруг за окном гаснет последний свет или так кажется? Так или нет, но на кухне становится темно.
Странно…
Орлов ничего не делает, а напряжение
И озаряет до отвращения ясная мысль: ему ведь и правда можно всё, по сути.
Теперь вновь становится страшно — даже не знаю, чего боюсь.
Глава 10
Момент достигает эпопея, когда я уже готова заговорить, но тут Орлов берёт меня за подбородок. Вынуждает чуть приподнять голову и так пристально пилит взглядом, словно ищет что-то на моём лице.
Он не найдёт изъянов или изменений.
Я не накрашена — Лада такой бывает редко и это мне на руку.
Мы идентичны. Абсолютно. Мелкие разности не увидеть невооружённым взглядом, не зная что нас две и не общаясь с нами столько, чтобы глаз привык.
Чуть более круглые щёки легко пояснить пристрастием к кулинарии.
Если и задаст вопросы, найду как оправдаться, но отчего-то сердце колотится так, что закладывает уши.
А Орлов всё смотрит… и смотрит.
Сжимает подбородок не крепко, но уверенно.
Касается кончиком носа моего, совсем легко, еле заметно, но от этого меня совсем качает — слишком нежно, там мило-интимно, что едва стою на ногах.
Он делает то, чего не жду, но вместо того, чтобы отбиваться я ошалело замираю. И он продолжает убивать новым собой — касается моих губ нежнейшим поцелуем. Не кусает, не терзает, не набрасывается — воздушно касается, а потом чуть отстраняется только для того, чтобы кончиком языка скользнуть по моей нижней губе, так что у меня всё внутри шипит и взрывается в полнейшем безумии.
Затем Орлов проводит по моей губе большим пальцем. Ненавязчиво, но уверенно чуть оттягивает, открывая доступ для своего языка, а следом целует.
Это невесомо и трепетно, без грязи и пошлости — почти невинно и романтично, как если бы первый робкий поцелуй влюблённого мужчины, боящегося спугнуть своим порывом. Меня никогда ещё не целовали так: умело, красиво, нежно…
Таю, растворяюсь в новом чувствие и, не сдерживаясь, отвечаю, потому что на какую-то крошечную секунду кажется, что другого шанса на взаимность не будет. Я и так получаю то, чего даже не могла желать. Такие нежности уж точно не с этим человеком! И уж точно не этому человеку исполнять мои желания.
Не осознаю что творю, но уже руками обвиваю
А мне горит, меня переполняет от желания.
Точно верная и преданная собачка, тянусь за его рукой, выпрашивая ласки.
— Значит этого ты теперь хочешь? — хрипло интересуется Алексей, оглаживая по голове.
Не отвечаю. Жду продолжения.
— Какая ты смешная, — его пальцы в моих волосах становятся жёстче. — Какая наивная…
Хват крепчает. Алексей оттягивает за волосы назад, а у меня от страха широко распахиваются глаза. Вся нежная пудра, что вместо воздуха проникала в мои лёгкие последние минуты, растворяется и теперь жалит огнём.
— Только я тебе не верю, — шипит Орлов, и вместо нежного и воздушного поцелуя, кусает в своей привычной манере.
Грубо, оставляя металлический привкус во рту.
А я всё равно готова бороться — рычу в ответ и… больно кусаю его в ответ.
— Вот теперь я тебя узнаю, — хохочет Орлов. Рвано, яростно терзает мою кожу на щеках, скулах шее.
— Нет! Стой! — сдаюсь, не могу больше притворяться.
Он не может снова мной воспользоваться.
Не может! Это не в его праве, ятакне хочу!
— Нет уж, ты меня извела своими заморочками, милая!
Я вижу, как его трясёт от остервенелого невероятного желания.
Он будто оголодавший волк, встретивший добычу.
— Я неделю ждал, — чеканит гневно. — И не соскучился! Нет уж… Поверь. Я всё гадал, что не так. Почему женушка ведёт себя со мной, как с насильником. Почему рыдает в душе. Почему деревенеет от каждого прикосновения.
— И что? — надламывается мой голос. — Разгадал?
— Пока нет, но знаешь… эта новая игра мне не нравится!
Сжимает мою шею и снова вгрызается в губы калёным поцелуем.
Понимаю, что сама ему проиграла. Что поставила своим поведением в тупик.
Что должна… сдаться?
Но я так хотела стоять на своём… а времени на размышления всё меньше, потому что от него исходит настоящая, нервная решимость.
— Всю неделю, — гневно чеканит и снова вгрызается в мои губы. — Я думал, что не так. Я думал... а когда приехал, увидел тебя… там в ванне.
— И?.. — не то стон, не то скулёж срывается с моих истерзанных губ. Но ещё сопротивляюсь — не покажу слёз! Не капитулирую! Даже злюсь! Во мне просыпается стерва, которая не желает заткнуться и молчать.