Моя незнакомая жизнь
Шрифт:
– Это Игорь, мой…
А Панков мне кто? Знакомый? Да какой, к лешему, знакомый, если живет в моем доме и готовит на моей кухне. Друг? Хм, честно говоря, как-то рановато его другом считать… Да и рука, обнимавшая меня сегодня, лежала на моих плечах не по-дружески.
– Твой Игорь, так и запишем, – смеется моя бывшая учительница совсем как раньше, молодо и звонко, хотя разменяла уже восьмой десяток. – А я – Надежда Гавриловна, некогда классный руководитель этой вот забияки. Заходи же, Игорь, садись. Сейчас пирог поспеет.
Панков смотрит на нее, совсем сбитый с толку. А хозяйка дома не обращает
– Рассказывай, Рита, что случилось.
Пирог стоит на столе, прикрытый чистой салфеткой, чай заваривается, и есть время для беседы. Рассказ получается длинным. Иначе – никак.
Надежда Гавриловна задумчиво смотрит в окно.
– Даже не знаю, что и сказать… Нет, Рита, интрига слишком сложная, чтобы быть просто местью за детские обиды. Даже если Виктория с Ниной сговорились вместе отомстить тебе через столько лет, все равно чересчур. Нет, мотив здесь другой.
– Не могу даже представить какой. Да и за что, собственно, им мне мстить?
– Рита, ты всегда была невнимательной к людям, не важным для тебя. И никогда не замечала того, что делается у тебя за спиной. Как это – за что мстить? Вита своего брата обожала. Так обожала, что в этом было даже нечто нездоровое. А Валентин пытался добиться твоего внимания не только как друг.
– Ага, столько лет дружили, а потом его ни с того ни с сего переклинило.
– Потому что все выросли. Все, кроме тебя.
– Это еще почему?
– Несмотря на ваши с Игорем отношения, ты была ребенком. Я помню, как в девятом классе ты рисовала сказочных принцесс на обложке учебника по литературе. Сама-то помнишь? Принцесса в красном пышном платье, со сложной прической, комната… Целая картина была, ты ее много уроков подряд рисовала цветными ручками. И пупсика носила в карманчике сумки. Внутренне ты была ребенком, поэтому то, что сделал с тобой Валентин, страшно вдвойне. Изнасилование вообще страшная вещь, но изнасилование ребенка… А Терновой не мог не знать, какой ты была.
– Надежда Гавриловна, я не…
– Пора начать говорить об этом спокойно. Рита, пей чай и постарайся не волноваться. Когда Валентина арестовали, его мать ведь приходила к вам домой?
– Да. Просила забрать заявление. Мама прогнала ее.
– Я знаю. Вита мне говорила. Она была очень зла на тебя, потому что считала – это из-за тебя ее обожаемого брата забрали в тюрьму. Я пыталась объяснить ей, что твоей вины здесь нет, Валентин совершил преступление, но она не слушала. Вита всегда была злой девочкой, что и не удивительно при такой матери.
Тетка Ольга и правда была неприятной женщиной. На ее вроде бы красивом лице какой-то своей жизнью жили всегда злые-презлые глаза, постоянно держалось недовольное выражение. Валькина мать была сладострастной скандалисткой, к тому же любила выпить, и когда напивалась, орала на весь двор, ругая всех, кого достанет,
– Да, я ее помню.
– Она умерла в тот же год, что и Валентин, от рака. – Надежда Гавриловна доливает нам чаю. – Вита только-только школу окончила.
– Но уж в этом моей вины точно нет!
– Только Вита с Ниной считали иначе…
– А Литовченко тут откуда?
– Рита, Рита… Здесь сложная история. Вита и Нина были подругами с первого класса. Они ведь внутренне очень похожи – обе злобные от рождения, такое бывает, и нередко влезавшие в разные конфликты, с той лишь разницей, что Терновая бросалась в драку сразу, а Литовченко могла долго выжидать удобного момента, чтобы отомстить обидчику. И обе любили Валентина. Ну с Витой понятно, брат все-таки, а Нина… Та, если бы могла, целовала бы землю, по которой он прошел. Я всегда удивлялась ее столь недетской страсти. Когда Нина стала старше, ее чувство переросло в болезненное обожание. Дело было, наверное, в том, что Валентин никогда не отказывался от благосклонности дам, если так можно сказать.
Я кивнула. Да, Валька свою власть над безмозглыми девицами, крутившимися возле него, прекрасно осознавал и пользовался этим направо и налево. Красивый был парень, даже чересчур – высокий лоб, волнистые русые волосы, четкий профиль и большие серые глаза. Но мне он никогда не нравился, потому что, на мой вкус, был немного сумасшедшим. А его тонкие, как у тетки Ольги, губы казались мне неприятными. Но, судя по всему, только мне.
– Считаете, он с ней спал? Ей же лет тринадцать тогда было!
– Думаю, Литовченко начала еще раньше. Дело в том, что психологически Нина была зрелой не по годам. Неблагополучная семья с пьющими родителями, ее внутренние проблемы, из-за которых она стала изгоем среди ровесников, – все это сильно извратило ее личность, так что ребенком девочка перестала быть рано. И я думаю, Валентин время от времени бывал с ней близок. Но вряд ли по собственной инициативе, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да быть того не может!
– Может. Ты же знаешь нашу школу…
И правда, нашу школу трудно назвать элитной. В нее ходили дети рабочих, крестьян из пригородных деревень и цыганята, потому что цыган в нашем районе было очень много. Ранняя половая жизнь среди школьников стала вещью обыденной, беременность учениц никого не удивляла, хотя вслух и осуждалась сообществом.
– То есть вы хотите сказать…
– Валентин ухаживал за тобой, а ты даже не замечала. И у тебя был Игорь. Я сразу догадалась, что между вами не только дружба, но, наверное, больше никто этого не знал. Терновой, привыкший к вседозволенности, к своему положению кумира, не задумываясь, взял то, что захотелось, и сел в тюрьму. Для Виктории с Ниной это стало страшным ударом. Литовченко превратилась в тень. Потом переселилась к подруге и вместе с ней и ее матерью ждала писем от Валентина, собирала ему передачи.