Моя «Правда». Большие тайны большой газеты.

Губарев Владимир Степанович

«Признание в любви» – два слова, которые определили мое отношение к Улановой – балерине, наставнику, женщине, человеку.

Я писал:

«Не принято публично признаваться в любви. Но сегодня можно – ведь у Галины Сергеевны Улановой день рождения.

Не правда ли, стоит произнести эту фамилию, и возникает то удивительно теплое чувство, что делает нас лучше, добрее, возвышенней?

„Вот все кругом твердят: Уланова, Уланова, Уланова – ничего особенного – самая обыкновенная богиня!“ – Алексей Толстой сказал это невзначай, а проходят десятилетия, и глубже понимаешь, насколько он мудро выразил наше отношение к Галине Улановой.

„Обыкновенная

богиня“ – это талант, труд и место Улановой в отечественной культуре. Это и дань уважения к народу, который подарил человечеству Шаляпина и Уланову.

Я не случайно назвал их рядом. Из многих великих имен. Федор Шаляпин поднял русское оперное искусство столь высоко, что даже Милан признал себя побежденным. Его, рожденного на берегах Волги, называют „русским богатырем“, в голосе которого звучала и вековая боль народа, и его безудержная удаль, величие и любовь к жизни. Галина Уланова открыла нам совершенство человеческой красоты, нежность и мягкость души того самого богатыря, голосом которого пел Федор Шаляпин.

В ней всегда жила сказочность. Того мира, который окружает ее не только на сцене, но и дома, во время репетиций, на гастролях в стране и за рубежом, среди учеников. Казалось, она смотрит на все удивленно, радуясь человеческой доброте и не понимая зла…»

А закончил материал я так:

«… Это было в 44-м. Группе летчиков, отличившихся на фронтах, вручали ордена. На следующий день они улетали в свои части, а вечером их пригласили в Большой театр.

– Танцевала Галина Уланова, – вспоминал мой отец. – И это было еще одной наградой для нас…»

К утру материал был написан.

Принес его Николаю Потапову. Тот сразу же прочитал статью. Понравилась. Потом вдруг задумался, сказал: «А как будем подписывать? Просто – Владимир Губарев, непонятно: почему?..»

Минут через пятнадцать заходит ко мне, торжественно провозглашает:

– Решение найдено! Подпишем «лауреат Государственной премии СССР», и это оправдывает, почему научный журналист пишет о балете…

Действительно, звание многое оправдывало, так как я был первым правдистом, кто в новое время получил такую премию.

Материал появился в «Правде». Мы оказались единственными, кто поздравил в этот день Г.С. Уланову со второй Звездой Героя. Утром мне позвонила Галина Сергеевна. Она была человеком скупым на похвалу, и это было хорошо известно. Тем приятнее было услышать от нее, что материал ей очень понравился, потому что искренний…

Пожалуй, слово «искренний» было ключевым для Улановой. Конечно же, ее окружало огромное количество людей, все ей говорили хорошие слова, но она оставалась к ним равнодушной, потому что четко умела определять грань между просто словами и искренностью. А потому так ценила последнее…

Я перечитываю «Признание в любви». Наверное, выпади мне вновь писать об Улановой, я ничего не добавил бы к сказанному и не убавил бы. Когда такое можно сказать, значит, ты добился в материале совершенства.

СПЕЦМИССИЯ В ПРОШЛОЕ

Очень часто писателю и журналисту приходится оправдываться за ошибки, которые он не совершал.

Не избежал этой участи и я…

Оговорюсь сразу: почти за полвека работы научным журналистом погрешностей (грубее говорить не хочется!) было множество. За некоторые удалось покаяться, за иные нет, но все-таки в общем краснеть за написанное приходилось

довольно редко… Но один случай тяжелым камнем лежит на душе. Я имею в виду «Воспоминания» Л. И. Брежнева и ту их часть, что была названа мною «Космический Октябрь».

Постепенно стали известны те журналисты и писатели, которые работали над «Воспоминаниями» Генерального секретаря ЦК КПСС. Называлась и моя фамилия, а потому от очень разных людей – от академиков до коллег – я услышал упреки, мол, почему в главу о космосе закрались ошибки, а подчас и совершеннейшие нелепицы, которые недопустимы в подобного рода книгах.

Я полностью согласен с критиками: действительно, лгать в мемуарах руководителей страны недопустимо, так как это прямо или косвенно принижает роль истинных героев и возвышает тех, кто на такое неспособен. И ссылки на субъективизм уже не оправдывают искажение истины.

«Воспоминания» Л. И. Брежнева – документ эпохи. Безусловно, эта книга имеет огромное значение для понимания того времени, когда наша страна вырвалась на космические просторы и стала сверхдержавой. В отличие от мемуаров разных руководителей, в частности, того же Б. Н. Ельцина, «Воспоминания» несут в себе художественное осмысление истории. Все-таки в них главный герой не сам автор, а поколение, к которому он принадлежит. Мемуары Брежнева стали исключением из потока подобной литературы во многом благодаря тому, что над ними работали талантливые писатели и журналисты. Они использовали имя Генерального секретаря ЦК КПСС, чтобы правдиво рассказать и о войне, и о восстановлении страны после войны, и о целине, и о величайших достижениях нашего народа в космосе и науке. «Воспоминания» лишены кухонных передряг, сплетен, уничижения соратников и коллег, и хотя бы поэтому остаются интересным фактическим документом XX века.

Я работал научным обозревателем «Правды», когда получил специальное задание. Как уже было сказано выше, во время встречи в ЦК партии мне предложили написать «космическую часть» мемуаров. Но в отличие от других коллег, Анатолия Аграновского, Аркадия Сахнина, Александра Мурзина и Виталия Ганюшкина, которые писали «Малую землю», «Целину» и другие главы «Воспоминаний», меня отправили в «самостоятельное плавание». То есть я должен добывать информацию, не пользуясь ни архивами ЦК и Совета Министров и не упоминая о том, что работаю над мемуарами. «Правда» была прекрасным прикрытием, тем более что у меня появилась возможность публиковать интереснейшие материалы, которые скрывались под грифом «совершенно секретно». Цензура относилась ко мне лояльно, очевидно, получив соответствующее указание «сверху». В общем, «Правда» рассказывала о нашей славной истории ракетной техники и космонавтики, а одновременно я собирал материалы для мемуаров Брежнева. К сожалению, сам он уже не мог ничего рассказывать… Так рождался «Космический Октябрь».

Работал над этой главой я с большим удовольствием. Дело в том, что я понял: появилась реальная возможность рассказать о нашей космонавтике и о людях, работающих в этой области, правдиво и открыто. Я был уверен, что слишком многое в стране секретилось не во имя дела, а ради интересов отдельных чиновников и ведомств. Именно они пытались приукрасить действительность, скрывать тех ученых и конструкторов, которыми по праву должна гордиться вся страна. Я думал, что цензура не станет вмешиваться в текст, над которым стоит грозное и всесильное «ЛИ. Брежнев».