Моя «Правда». Большие тайны большой газеты.
Шрифт:
– И для меня тоже! – заверил я. В то время главным было то, чтобы мой старинный приятель Николай Рукавишников и новый друг Георгий Иванов впервые в истории наших стран вместе полетели бы в космос.
Однако я не знал, насколько драматическим и тяжелым станет их полет…
Сразу после выхода на орбиту выяснилось, что прогорел двигатель и корабль не сможет вернуться на Землю. Все расчеты показывали, что шансы на спасение у Рукавишникова и Иванова ничтожные. Корабль останется на орбите, через несколько дней космонавты погибнут.
Николай был опытным инженером и пилотом, а потому быстро понял, что именно произошло. Он ничего
Но случилось чудо: двигатель сработал, и спускаемый аппарат приземлился точно в расчетном районе. Наземные службы этого не ждали, а потому космонавтов встречали только степные волки, но они теперь уже им не были страшны…
А в Москве решали, как отметить этот полет. Вышло спокойное сообщение ТАСС, мол, программа полета выполнена, и космонавты благополучно вернулись на Землю. Правда, на самом «верху» посчитали, что звезды Героев давать Георгию и Николаю не следует: все-таки до станции они не долетели, научную программу не выполнили…
Мне кажется, тут свою решающую роль сказала «Правда».
В газете появился очерк размером на полосу. Он назывался «Подвиг „Сатурнов“». В нем подробно рассказывалось о том, что произошло с советско-болгарским экипажем, какое испытание они выдержали, что пережили на орбите (ребята были со мной откровенны!). Материал заканчивался словами о том, что в истории космонавтики полет Рукавишникова и Иванова останется одним из самых драматических, а потому и героических.
Николай Рукавишников стал дважды Героем Советского Союза, а Георгий Иванов – Героем. Вскоре оба космонавта получили и высшие награды Болгарии.
Повесть «Звезда над Родопами» печаталась одновременно в «Правде» и «Работническо дело»…
А при чем здесь «поездка в коммунизм»?
Дело в том, что по приглашению руководства Болгарии мы с женой приехали в Болгарию. Поездили по стране, побывали на знаменитых курортах, встречались с очень интересными людьми и… не истратили ни копейки! Вот потому-то и называем до сих пор эти дни «поездкой в коммунизм».
Вскоре я написал пьесу «Район посадки неизвестен». Она была поставлена в Театре имени Н.В. Гоголя. Рукавишников и Иванов регулярно бывали на спектакле – приглашали в театр своих друзей. Они вновь и вновь переживали те события в космосе, о которым им напоминали со сцены.
ОЧЕНЬ СЕКРЕТНЫЕ АКАДЕМИКИ…
Понятно, что у правдистов было больше возможностей проникнуть на те предприятия, которые многие годы считались «почтовыми ящиками», рассказывать о секретных проектах и экспериментах, которые на самом деле были уже не секретными, но по-прежнему числились таковыми. Машина согласований, всевозможных виз и разрешений работала в стране четко и надежно, а потому приходилось практически любые тексты согласовывать. Правдистам было легче это делать, потому что будь то военная цензура, «космическая» или «атомная», она вынуждена была рассматривать наши материалы в первую очередь. А если возникали какие-то возражения, то цензоры всегда имели в виду, что мы можем пожаловаться на них «наверх», и им придется объясняться с начальством. Немало было случаев, когда мы заручались поддержкой секретарей ЦК или даже членов Политбюро. В этих случаях материалы чаще всего появлялись на страницах газет, а не отправлялись в архивы.
К сожалению,
Особенно трудно было «пробить» сквозь цензуру очерки об ученых и конструкторах, которые решали атомные и ракетные проблемы. О роли С. П. Королева, к примеру, в создании ракетно-космической техники стало известно лишь после его смерти. Подобная «секретность» торжествовала, и пробить эту бюрократическую стену было чрезвычайно трудно. Подчас приходилось согласовывать текст в пяти-шести ведомствах, но и этого было недостаточно – требовалось согласование «в инстанции», то есть в соответствующем отделе ЦК партии.
Горжусь тем, что о многих главных конструкторах и великих ученых удалось рассказать в «Правде».
Три подобных истории, на мой взгляд, заслуживают особого внимания.
История первая: академик Н. А. Доллежаль
Иногда мне кажется, что радиация играет с человеком в «кошки-мышки». Одних (к сожалению, их большинство) она сжигает молодыми – и свидетельство тому кладбища в Челябинске-40, Снежинске, Сарове и Кремлевская стена в Москве, – а другим дарит долгую жизнь, когда девяностолетние юбилеи отмечаются в добром здравии и при ясном уме. Достаточно назвать имена Славского, Харитона и Александрова, чтобы понять: радиация (а каждый из них «набрал» по несколько «смертельных доз») бывает благосклонна к человеческому организму, – и даже рождается шальная мысль: а может быть, именно она и помогает так долго жить?
Но на долю Николая Антоновича Доллежаля выпало судьбой вновь поразить мир – великому атомщику XX века 27 октября 1999 года исполнилось ровно сто лет! И примером своей жизни он доказал: человек сильнее всевозможных нейтронов и гамма-излучений, если он умеет управлять своим разумом и телом. Поистине, мы сами творцы собственного бессмертия!
«Вновь» – я не оговорился. В 1946-м уже известный в стране конструктор Николай Доллежаль был призван в «Атомный проект». Как это случилось, он сам мне рассказал при одной из первых наших встреч.
– Вы уже тогда понимали, что нужно по-новому строить науку и ее связь с производством? – спросил я.
– Существовала инерция при внедрении новой техники, – ответил академик. – И необходимо было найти такую схему, которая обеспечивала бы условия эффективной работы ученых и конструкторов. Шел поиск кратчайшего пути. Так родился комплексный институт, состоящий из исследовательских отделов, конструкторских бюро и экспериментальных производств. Сейчас это обычно, а тогда был сделан первый шаг. Без этого невозможно было создать первый промышленный атомный реактор.
Доллежаля привезли к Курчатову. И тут же он был назначен Главным конструктором промышленного реактора. Кстати, не было еще и опытного – он будет пущен через год, да и об атомной энергии Доллежаль, пожалуй, ничего не знал.
Игорь Васильевич Курчатов был краток:
– Надо с молекулярного уровня перейти на атомный. Уверен, вы это сможете.
Он не ошибся. Доллежаль стал тем самым Главным конструктором, которому суждено было создать принципиально новые атомные реакторы.
Доллежаль исповедовал принцип: любая конструкция должна быть «красивой». Возможно, из-за «преклонения перед конструкторской красотой» и удалось «с ходу» построить реактор и в нем получить плутоний для первой нашей атомной бомбы.