Моя прекрасная убийца [Сборник]

Уэллс Тобиас

— А теперь давайте вместе поговорим с мужем убитой, — сказал он.

— Давайте, — сказал я.

Иногда снятся кошмары, когда идешь по длинному, пустому, бесконечному коридору, не оглядываясь, зная, что там, где этот коридор все же заканчивается, тебя подстерегает беда… Такое же чувство я испытывал, когда мы отправились искать господина Цирота, чтобы сообщить ему о смерти жены.

От портье Степанович узнал, что Цирота в номере нет.

— Он собирался в бар! — объяснил он мне.

— Когда это

было? — спросил я.

Степанович перевел вопрос.

Портье пожал плечами и что-то сказал, посмотрев на часы.

— Прошло около двух часов, — перевел Степанович.

По коридору мы прошли в бар, находившийся в подвале отеля «Метрополь».

Коридор был так же пуст, как в моих кошмарах, разве что здесь резко пахло табаком и вином.

Бар был тесным, с низким потолком. В красном свете здесь толпилось множество народа. Разговоры сливались в неразличимый гул. Звучала негромкая музыка — играл то ли приемник, то ли магнитофон.

Я сразу увидел Цирота. Он сидел в нише у стены, в компании какой-то четверки. Правую руку он положил на плечо толстяка, сидевшего рядом, а левой подпирал голову. Он был в стельку пьян. Другие тоже были сильно навеселе. Но Цирот их далеко превзошел. Пустые винные и пивные бутылки на столе, стаканы со сливовицей свидетельствовали, что общество гуляло по полной программе. И программа была исчерпана.

Подойдя к столу, мы услышали, как толстяк говорил Цироту:

— Это тебе надо было видеть, Эрих, тогда, в Донец-бекене… там было на что посмотреть! Никто не мог нам встать поперек дороги, точно тебе говорю, Эрих! Мы их понесли, как… Да, надо было тебе поглядеть, Эрих… А что теперь?

В припадке нежности он сжал толстыми пальцами физиономию Эриха, а потом тяжело уронил руку на стол.

Остальные трое, женщина и двое мужчин, взялись было под руки и только собрались запеть, раскачиваясь за столом, но тут подошли мы.

— Господин Цирот! — позвал я.

Он медленно поднял глаза.

— Здравствуйте, господин Цирот!

— Это к тебе, Эрих, — толкнул его в бок толстяк.

— В чем дело? — осведомился Цирот.

— Мы хотели бы с вами поговорить, — сказал я.

— Парень, а ведь я тебя знаю! — заявил Цирот, поднимаясь. Глаза его блуждали, голова тряслась. Его шатало из стороны в сторону.

— Да, — сказал я. — Виделись в Гамбурге.

Трое других вдруг грянули «Однажды на Рейне» и принялись раскачиваться. При этом женщина плечом то и дело задевала бедро Степановича.

— Выйдем-ка на минутку! — повысил я голос, потому что презрительная усмешка на лице югослава вывела меня из себя.

— Слушаюсь! — сказал Цирот и встал.

Он поднялся, вышел из-за стола, протянул руку сначала Степановичу, потом мне.

— Очень приятно, Цирот, — повторил он дважды, глупо ухмыляясь.

Мы взяли его в

середину. Идти самостоятельно он был еще способен.

— Это тебе надо было видеть! — вдруг опять завопил толстяк.

— «Однажды на Рейне…» — распевали остальные.

Мы направились к выходу, и к нам тут же подскочил официант.

— Платить, пожалуйста, господин!

— Номер двадцать… двадцать… двадцать восемь!.. — еле ворочая языком, пробормотал Цирот. — Рассчитаемся завтра, приятель!

— Я бы попросил… — не отставал кельнер.

Степанович сказал ему несколько слов, которые прозвучали резко, как удар бича. Кельнер вздрогнул. «Dobre», — прошептал он, поклонился и замер как вкопанный, глядя на нас с открытым ртом.

Мы вышли в коридор и остановились.

Цирот прислонился к выбеленной известью стене и спросил:

— А в чем, собственно, дело?

— Когда вы видели в последний раз свою жену? — ответил я вопросом на вопрос.

— Она исчезла? — Он засмеялся, но вдруг смолк, обвел нас мутным взглядом и завопил, что было сил: — Где моя жена?

Несмотря на сильное опьянение, у него в голосе зазвучало какое-то беспокойство, даже паника.

— Ваша жена мертва! — с расстановкой сказал Степанович. Голос у него был низкий, бархатный.

Цирот закрыл глаза и потряс головой, как будто в уши ему попала вода.

— Что он говорит? — спросил он, вцепившись в мой рукав.

— Да, это правда, — подтвердил я. — Соберитесь, господин Цирот! Возьмите себя в руки. Ваша жена мертва!

Цирот смотрел остекленевшим взором то на Степановича, то на меня.

— Это какая-то глупая шутка, — сказал он и скривил губы в бессмысленной улыбке. — За такие шутки… я вас обоих…

Потом его пьяная ухмылка как-то сразу сползла с лица. Он посмотрел на нас с ужасом, как на привидения, и прошептал:

— Мертва?

Степанович кивнул.

— Несчастный случай? Была пьяна? — прошептал он.

— Нет! — сказал я. — Ее убили.

— Нет! Нет! — воскликнул он и замахал руками.

— Ее убили, — повторил я.

— Это так, — подтвердил Степанович.

— Где… где она?.. — дрожащим голосом спросил Цирот.

— Пройдемте с нами! — предложил я.

Мы поднялись наверх. Потрясенный известием, Цирот шел неестественно прямо, твердо ступая между нами. Никто из нас не говорил ни слова. Когда мы проходили через холл, портье что-то крикнул Степановичу. Тот только махнул рукой. На улице дождь лил как из ведра. Друг за другом мы перебежали до угла отеля, стараясь держаться под балконами. Дул сильный ветер. Было холодно и темно, хоть глаз выколи. На углу Степанович включил фонарик, сказал Цироту: «Идите сюда», — схватил его за руку и повел через дорогу. Цирот обернулся ко мне и спросил удивительно трезвым голосом: