Моя Шамбала

Анишкин Валерий Георгиевич

И гонит со двора.

Поэт рассказывал, какую он сложную жизнь прожил, а потом читал стихи из тоненькой, как ученическая тетрадка, книжечки. Когда классная попросила задавать вопросы, поднялся лес рук. Но вопросы не отличались разнообрази-ем и касались в основном войны:

– А сколько вы убили фашистов?

– А сколько у вас медалей?

– А вы Сталина видели?

Сталина поэт не видел, медаль у него была одна "За отвагу", фашистов он видел, но не убивал, потому что слу-жил корреспондентом

в полковой газете.

В горсаду на открытой эстраде постоянно выступали артисты из Москвы. В филармонии пел хор и танцевал ан-самбль песни и пляски из Москвы, в кинотеатрах перед се-ансами пели певцы и певицы из Москвы.

Казалось, вся культурная Москва на время прописа-лась в нашем городе.

У местного отдела культуры голова по этому поводу не болела. Народ отказывался принимать других артистов. Ну, какие могут быть артисты в Туле или в Ельце? В Туле могут быть самовары и пряники, а в Ельце кружева. А артисты в Москве. И отдел культуры, не мудрствуя лукаво, зачислял всех гастролирующих артистов в москвичи.

На следующий день после уроков все, кто сдал деньги, собрались в большом проходном классе на втором этаже. Часть парт сдвинули к стене, образовав сцену с учитель-ским столом для артистов. Их было двое: фокусник, щуп-лый человечек с оттопыренными ушами и в клетчатом пиджаке с бабочкой вместо галстука и молодящаяся пыш-ная блондинка с ярко накрашенными губами.

На представление пришли в основном младшие клас-сы, старших оказалось немного. В общей сложности сдав-ших деньги на фокусника набралось не больше полусотни. Стоял невообразимый гам, пацаны старались занять места поближе; кто не успел, становились ногами на парты.

Я с Пахомом и Женькой Третьяковым на правах стар-шеклассников сидели за партой рядом с условно обозна-ченной сценой. Фокусник открыл чемодан и стал вытаски-вать различные предметы, передавая их ассистентке, и та клала их на стол. Это были стальные кольца, карты, какая-то машинка, похожая на арифмометр, который приносил на урок математики Филин, деревянный ящичек с крыш-кой, бутылка с чем-то белым, как потом оказалось, с моло-ком. Плоский черный круг превратился вдруг в цилиндр, который фокусник надел на голову. Все засмеялись, и фо-кусник объяснил:

– Это называется шапокляк.

Он снял цилиндр и снова сплющил его, потом опять превратил в цилиндр и надел на голову. В руках у фокусни-ка появилась трость, и вдруг эта трость стала летать вокруг его рук, которыми он словно дирижировал. Зрителя заап-лодировали.

– Резинка, - тихо сказал Пахом. Фокусник, по-видимому, услышал и с улыбкой протянул трость Пахому. Тот смутился, но трость взял, повертел ее, провел по ней рукой и вернул фокуснику.

– Чистая, - объявил он без особого энтузиазма.

Потом артист показывал фокусы с картами. Он просил запомнить масть, тасовал карты и безошибочно

находил нужную. Еще он угадывал имена и год рождения ребят или имена их родителей. Сначала ребята шепотом говорили ас-систентке имена или даты рождения, а потом она заставля-ла фокусника думать, еще лучше думать, правильно думать, думать быстрее или точнее, и тот после двух трех попыток давал правильный ответ. Иногда ассистентка спрашивала: "До чего я дотронулась?" И снова требовала от фокусника: "Отвечайте не сразу, думайте, четче, точнее!". И он снова угадывал.

Фокусник доставал из цилиндра ленты и бумажные цветы. Он складывал в пустой ящичек с крышкой рубли, и они превращались там в червонцы. А рубли он печатал на машинке, похожей на арифмометр. Закладывал нарезан-ную белую бумагу, поворачивал ручку и появлялся рубль.

– Ух ты, - воскликнул Женька Третьяков.
– Настоящий.

– Молодой человек, - усмехнулся фокусник.
– Если б он был настоящий, мне не нужно было бы работать.

А потом случилась эта дурацкая история. Фокусник подошел к Семену Письману, стоявшему за старшими ребя-тами, и вытащил его на сцену.

– Хочешь молока?
– спросил фокусник Семена. Семен глупо улыбался и молчал.

– Хочет, хочет!
– кричали пацаны с парт.

Фокусник налил из бутылки в стакан молоко и дал Се-мену. Тот боялся какого-нибудь подвоха и не пил.

– Пей, Семен! Чего боишься?
– крикнул кто-то с зад-них парт. Семен поднес стакан ко рту и стал медленно пить молоко.

– Так, - радостно произнес фокусник.
– Ты мне должен за молоко два рубля.

Глаза Семена расширились, он испуганно посмотрел на нас, потом на фокусника и сказал едва слышно, заика-ясь:

– У-у меня нет.

– А как же быть? Молоко выпил, а заплатить не мо-жешь?

Фокуснику было весело, и он подмигивал нам, словно приглашая разделить его радость. Семен готов был прова-литься сквозь землю, он чуть не плакал и беспомощно гля-дел то на фокусника, то на нас.

Мне стало его жалко. И пацаны притихли и уже не разделяли веселья фокусника, а тот продолжал изгаляться:

– Что же мне с тобой делать? Может Розалия Проко-повна к тебе домой сходит.

У мамы ведь есть деньги?

– Нет у него денег? Чего пристал?
– раздался одинокий голос

– Ну, раз нет денег, значит отдавай назад молоко.

– У меня нет молока!
– выдавил из себя вконец расте-рявшийся Семен.

– Как это нет? Есть!
– объявил фокусник. Розалия Про-коповна, держите стакан. Фокусник согнул пополам Семе-на, надавил на живот, а руку его стал качать как колонку. В стакан, который держала Розалия Прокоповна, полилось молоко.

Пацаны захохотали, завизжали от восторга, а Семен стоял бледный, и из глаз его катились слезы.