Моя Шамбала
Шрифт:
– До пощады, - Пахом решил драться до победного конца.
– До пощады!
– согласился Аникей.
– Лежачего не бить, ногами не бить, в руках чтоб ниче-го не было.
Но Пахом и Аникеев Агаркова уже не слушали. Они уже сходились грудь с грудью и толкались плечами, приго-варивая, как всегда в таких делах: "Ну, ударь", "Что? Бздимо?", "Начинай!", "Ты начинай!"
Первым ударил Аникей. Ударил в лицо. У Пахома поя-вилась кровь из носа. Пахом вытер нос тыльной стороной ладони и размазал кровь по лицу. Аникей усмехнулся и торжествующе посмотрел в нашу сторону.
– Дай ему,
– маленький, но злой Себеляев, Ко-белев и Дурнев - вот и все, кто болел за Аникеева. Все ос-тальные желали победы Пахому. И Пахом не разочаровал нас.
Увидев следы крови на руке, он разозлился и вдруг с такой яростью бросился на Аникеева, что тот попятился. Пахом молотил кулаками наобум, попадая и пропуская удары, которые его уже не могли остановить. В этом и была сила Пахома: он не боялся разбитой губы или подбитого глаза. Ему все это было нипочем. С этим он разберется по-том. А сейчас перед ним маячила ненавистная физиономия Аникеева, которую нужно раскрасить как можно лучше, и Пахом старался. Теперь его остановить мог разве что Семе-нов.
– Пахом, Пахом!
– скандировали пацаны.
И Аникеев дрогнул.
У него из носа тоже текла кровь, кровь сочилась и из разбитой губы, а под правым глазом все отчетливее прояв-лялся лилово-сизый фингал. Видно было, что Аникей на-чинает бояться Пахома и уже не бьет, а только защищается, закрывая лицо руками. Это почувствовали и болельщики Аникеева.
– Хватит! Ничья!
– Дурнев попробовал увести Аникея от поражения.
– Ни хера!
– тяжело дыша, выдавил Пахом, колотя ку-лаками куда попало. Аникей, отступая, зацепился за кир-пич и упал. Пахом, нетерпеливо подрагивая, как бойцовая собака, которую удерживают на поводке перед тем, как от-пустить в круг, ждал, когда Аникеев встанет, но тот вставать не торопился. Он стал ощупывать рукой землю, наткнулся на половинку кирпича, о которую споткнулся, и хотел было взять ее в руку, но зоркий Агарков ногой отбросил кирпич в сторону и строго предупредил:
– А вот это не надо! Как договаривались? В руках чтоб ничего не было. Просишь пощады?
Аникей молча поднялся, но тут же получил хороший удар в подбородок, Теперь он уже просто отмахивался от Пахома, стараясь оттолкнуть его кулаки и хватая за руки.
– Аникей, проси пощады!
– кричали со всех сторон. Откуда-то среди нас оказались младшие пацаны из шестого и даже пятого классов.
– Ладно, хватит, Пахом, - выдавил из себя Аникей.
– Проси как следует!
– тяжело дыша, потребовал Па-хом.
– Ладно. Пощады!
– Атанда! Костя!
– раздался чей-то голос, и в считан-ные секунды площадка за сараем опустела, будто здесь ни-кого и не было.
Глава 15
Ожидание наказания. Да здравствует разум. Мы навещаем Филина. Прощение.
На следующий день класс вcе еще пребывал в напря-женном ожидании. Мы тихо переговаривались и замирали, когда кто-то проходил мимо дверей. Мы извелись и думали только об одном, быстрее пришел бы Костя, и все, так или иначе, закончилось
Урок проходил за уроком, а директор не шел, и никого никуда не вызывали. Пришел черед математики. Мы за-мерли в ожидании Филина и не сомневались, что он поя-вится с Костей. Но вместо Филина в класс вошла физичка.
– А где Матвей Захарович?
– прозвучал в полной ти-шине вопрос.
– Матвей Захарович серьезно заболел и, может быть, больше не будет у вас вести уроки. Физичка обвела класс неприязненным взглядом через стекла своих холодных оч-ков и убежденно сказала:
– Довели?!
От такого поворота на душе стало совсем муторно.
– Лучше бы нас наказали, но Филин остался, - выразил общее настроение Женька Третьяков, когда урок закончил-ся и прозвенел звонок.
– Пацаны!
– сказал Богданов.
– Надо идти к Филину,
Все будто только этого и ждали. Пацаны загалдели, появился смех. Но Семенов вылил на нас ушат холодной воды.
– Выгонит, - убежденно изрек Семенов.
– За такое на порог не пустит.
Галдеж сразу стих. И опять мы чувствовали неловкость в этой безысходной ситуации.
– Выгонит, значит выгонит, - подумав, решил Богда-нов.
– А идти все равно надо. Только, я думаю, Филин нас не выгонит.
– Аникей, ты пойдешь?
– повернулся к Аникееву Женька Третьяков.
– Чего я там не видел?
– промямлил Аникеев.
– Бздишь?
– презрительно усмехнулся Пахом.
– Чегой-то я бздю? Могу и пойти, - сразу согласился Аникей. Но на Пахома он не глядел.
После уроков мы узнали в учительской адрес Филина. Классная одобрила нашу идею, а географичка Нина Капи-тоновна даже расчувствовалась.
– Сходите, сходите. Он так будет рад, - пропела она рас-троганно, а потом понизила голос и строго предупредила:
– Только вы там будьте поделикатнее. Матвей Захаро-вич очень одинок. Сын погиб в самом конце войны, а жена вскоре умерла. Живут они вдвоем с сестрой. Говорят, не очень ладят.
– Нина Капитоновна!
– укоризненно покачала головой Зоя Николаевна.
– Не беспокойтесь, Нина Капитоновна. Мы понимаем, - ответил за всех Женька Богданов, и все согласно закивали головами.
Филин жил на той же улице, где стояла наша школа, только выше. Мы нашли дом по номеру, написанному ме-лом над калиткой. Сам дом стоял в глубине сада и из-за старого дощатого набора не был виден. Мы скреблись в ка-литку, не решаясь постучать громче, и долго ждали, пока до нас донесся скрип открываемой двери и усталый женский голос спросил: "Кто там?"
– Даже собаки нет?
– удивился Дурнев.
– Почем ты знаешь?
– спросил Себеляев.
– А чего тут знать? Не брешет, значит нет. У нас у Дорфманов мимо ворот пройдешь, так полдня потом собака брехать будет.