Моя Шамбала
Шрифт:
– Кто там?
– теперь голос был рядом, за калиткой.
– Мы к Матвею Захаровичу, ученики, - вразнобой отве-тили мы.
Звякнул засов, и калитка отворилась. Немолодая уже женщина с грустными карими глазами, очень похожая на Филина, стояла перед нами. Тот же взгляд, как бы исподло-бья, хотя она и была без очков, тот же крупный, но пра-вильный нос. Из-под простенькой ситцевой косынки, завя-занной узлом сзади, выбивались темно-русые с проседью волосы. У Филина волосы были белыми как мел, которым он писал на доске условия задач, но, наверно, раньше они были вот такими темно-русыми, как у сестры.
–
– У нас, кстати, в доме колокольчик. Нужно было по-дергать за проволочную петлю справа от калитки.
Действительно, через весь сад от забора тянулся тон-кий проволочный шнур. Мы просто не заметили проволоч-ную петлю у калитки.
– Подождите минуточку!
– сказала женщина и ушла в дом.
Мы огляделись. Весь сад состоял из нескольких яблонь и ягодных кустов вдоль проволочной ограды, отделявшей соседние участки слева и справа. Вдоль дорожки еще стоя-ли цветы: коготки, бессмертники, и чудом держались аст-ры. Дорожку, вымощенную когда-то давно красным кирпи-чом, который высыпался от времени, устилали жухлые ли-стья. Домик был невелик и стар. Крыша под железом, но облезлая, оттого что ее давно не касалась краска. Фунда-мент чуть просел, от чего и двери, и окна покосились. Стек-ла в окнах были вставлены местами из половинок, а стыки замазаны для тепла замазкой. За домом угадывался не-большой огородик, вряд ли больше двадцати метров в дли-ну: нам виден был тупик из редких, черных от времени, до-сок.
– Входите! Матвей Захарович вас ждет. Только он про-сит извинить его. Ему нельзя вставать.
Мы не заметили, как открылась дверь, и к нам снова вышла сестра Филина. Она провела нас через сенцы, где в беспорядке, на небольшом квадратном столе, на полу, на стульях стояли пустые банки, бутылки, а в углу теснились мешки, наверное, с картошкой, приготовленной для засып-ки в погреб, в комнату с низким потолком, до которого ка-ждый из нас мог дотянуться рукой. В углу стояла железная узкая кровать, на которой полулежал на высоко поднятых подушках наш Филин. Нижняя рубаха (к таким рубахам солдатам выдают кальсоны с тесемками внизу у щиколо-ток) белела в тускло освещенной одним окном комнате.
– Здравствуйте, Матвей Захарович!
– ребята неловко поздоровались и замолчали, не зная как вести себя дальше.
– Здравствуйте, здравствуйте, орлы!
– голос Филина будто смазали елеем. Он звучал вкрадчиво и ехидно.
– Пришли все же! Не испугались!.. Это кто ж тут у нас? Ну, конечно, Богданов, Третьяков, Анохин. И Дурнев тут, и Аникеев, и Себеляев...
– Теперь в его голосе было удовле-творение.
– Матвей Захарович!
– начал Богданов.
– Мы просим у вас прощения за наш дурацкий поступок. Мы сознаем, что поступили подло.
– То-то, что подло. А ты, Богданов, выходит, за всех от-дуваешься. Вон как у тебя лихо все получается, "осознали", "поступок". Прямо, как на собрании. Ты-то этого не делал, небось?
– Филин дышал тяжело. Видно, говорить ему было трудно.
– Не делал! Но...
– Это я подпилил ножку! Я не думал, что все так вый-дет, - тихо сказал Аникеев.
Ребята изумленно глядели на Аникеева, а он стоял бледный, с дрожащими губами,
– Простите меня!
– и он, не дожидаясь, что скажет Фи-лин, бросился вон из комнаты. Что-то громыхнуло в сенях, хлопнула дверь.
– Остановите его. Скажите, что я на него не сержусь.
Дурнев кинулся было за Аникеевым, но вернулся тут же и сказал:
– Не догнать. Он уже по улице бежит.
– Вот вам и Аникеев!
– сказал растроганный Филин,- А ведь это поступок!.. И главное, что сам!
– Матвей Захарович, - загалдели ребята разом. Мы вас любим. Не уходите от нас.
– Вера!
– позвал Филин.
Вера не услышала, и Пахом сходил за ней.
– Вера, принеси-ка этим замечательным хлопцам яб-лочек.
– Пахомов!
– удивился вдруг Филин.
– Это кто ж тебя так разукрасил?
– Да так!
– Пахом поспешил закрыть ладонью фингал под глазом и отступил ближе к двери, где потемней.
– Это они с Аникеевым подрались, - проговорился Се-беляев, и запоздалый толчок в бок не успел остановить его.
– Ах, вот оно что!
– понял Филин и перевел разговор на другую тему, чтобы не смущать Пахомова.
– Как там в школе? Кто ведет математику?
– поинтере-совался Филин.
– У нас вместо математики физика.
– Это плохо, - нахмурился Филин.
– Поправляйтесь скорее, Матвей Захарович.
– Постараюсь, - усмехнулся грустно Филин.
– Стар я уже. Поправиться хочу, да организм мне плохо помогает. Не справляется... А где же остальные? Я не вижу Агаркова, Семенова.
– Мы, Матвей Захарович, решили, что всем идти не-удобно. Мы делегацией.
– Молодцы все же, что пришли. А вот и яблоки.
В комнату, улыбаясь, вошла сестра Филина. Она несла большую вазу спелого "штрифеля".
– Ешьте, не стесняйтесь, - сказала тетя Вера, и мы сте-пенно, не торопясь, потянулись за крупными с аппетитны-ми малиновыми полосками фруктами.
Домой мы летели на крыльях. Нас переполняла тихая ра-дость от хорошего поступка и желания совершать только доброе.
Глава 16
"Артисты из Москвы". Фокусник. Представление в школе. Я теряю контроль.
В школу приехал фокусник, и Кобра собирала с учени-ков по трояку, чтобы заплатить за представление.
К нам всегда приезжали артисты из Москвы. Даже лектор, выступавший у нас с лекцией "О захватнических планах империализма", был из Москвы, Фотограф, сни-мавший школьников по случаю окончания шестого класса, тоже был из Москвы.
Однажды школу посетил поэт, из Москвы.
Поэтов мы знали только тех, которых проходили. Их было немного: Пушкин, Лермонтов, да Некрасов. Еще Кольцов, Фет, Тютчев, упоминавшиеся в младших классах, по затасканным стихам вроде:
Мама, глянь-ка из окошка -
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело -
Видно, есть мороз.
Или:
Зима недаром злится,
Прошла ее пора -
Весна в окно стучится