Моя сто девяностая школа
Шрифт:
Только к концу вечера я увидел ее в раздевалке.
Она надевала шубку. Я кинулся к ней.
– Аня, – сказал я, – можно, я провожу тебя домой?
– Меня провожает Саша Чернов, – сказала она.
Я резко повернулся и убежал.
Был январь. Шел снег. Я надел шубу и забыл взять шапку. Так я вышел на улицу и спрятался в подъезде соседнего дома.
Мимо меня прошли Аня с Сашей. В лучах фонаря видны были снежинки на ее ресницах. Сашка улыбался, а Аня шла опустив глаза. Я стоял, как загнанный волчонок, и кусал губы. Я ненавидел Сашку. Я схватил пригоршню
А снег все падал и падал, и над Плуталовой улицей висела завеса из снега.
Со мной поравнялась наша преподавательница Мария Германовна – маленькая остроносенькая женщина в серенькой шубке.
Веселые глаза смотрели на меня с удивлением.
– Где твоя шапка, Володя?
– Не знаю. Наверно, забыл.
– Вернись и возьми шапку. Ты простудишься.
– А мне все равно, – сказал я.
– Что с тобой?
– Я не могу вам сказать. Это тайна.
– Я очень люблю тайны, – сказала Мария Германовна. – Мне ты можешь сказать. Это всегда облегчает душу.
И я рассказал все Марии Германовне.
– Теперь послушай меня, – сказала она. – Тебе тринадцать лет.
– В будущем году будет четырнадцать, – сказал я.
– Ну, пусть даже четырнадцать. Я верю тебе, верю, что ты влюблен. Но и ты поверь мне – это не настоящее чувство.
– Почему не настоящее? Джульетте тоже было четырнадцать, а Ромео шестнадцать, и это не мешало им так любить друг друга, что их любовь изучают уже, наверно, двести лет.
– Это правда, – сказала Мария Германовна, – но, во-первых, это было в Италии, а во-вторых, они доказали свою любовь. А чем ты доказал свою? Тем, что бросил снежок в Чернова?
– А чем я могу доказать?
– Во-первых, ты должен хорошо учиться, а у тебя очень неважные отметки. Во-вторых, ты должен хорошо себя вести, быть всегда опрятным, подтянутым, быть хорошим товарищем. Я уверена, что тогда Аня обратит на тебя внимание.
– А если Чернов тоже будет хорошо учиться и будет подтянутым?
– А он такой и есть. Вот потому он и пользуется успехом. А ты будь лучше. Я думаю, что это, пожалуй, единственный способ.
С этого вечера я стал следить за собой. Я каждый день чистил ботинки, причесывался, следил за ногтями и старался не пачкать костюм. Я приналег на математику и даже получил по письменной пятерку, чем очень удивил Марию Владимировну.
– Я ставлю тебе пятерку, Володя, и я сама себе не верю, – сказал она, – но я рада.
А я был не рад. Ничто не помогало. Я узнал, что в субботу Аня ходила с Сашкой в "Элит" на кинокартину "Королева устриц".
Я переживал. Я даже попробовал пригласить в кино Нину Седерстрем. Но когда мы выходили из кино, я увидел Аню с Сашей и проклял свою затею с кинематографом. Нина Седерстрем была
Близился день моего рождения. Мне исполнялось 14 лет, и мама разрешила мне пригласить к себе ребят:
Бобку Рабиновича, Леню Селиванова, Павлушу Старицкого, Шуру Навяжского, Таню Чиркину, Таю Герасимову, Иру Дружинину, Эллу Бухштаб и, конечно, Аню Труфанову. Я подошел к ней на большой перемене и сказал:
– Я знаю, что ты ко мне плохо относишься, но завтра мне исполнится четырнадцать лет и я приглашаю к себе ребят. Если ты придешь, для меня это будет праздник, а если не придешь – праздника не будет.
Аня сказала:
– Хорошо, я приду.
И она пришла в белом праздничном платье с голубым бантом и принесла мне в подарок сказки Андерсена. Она сама была как из сказки, я танцевал с ней падепатинер, и мы играли в фанты.
Селиванов предложил играть в фанты с поцелуями, но девочки отказались. Все, кроме Таи Герасимовой.
Она не возражала, но все начали кричать, а мама сказала, что поцелуи – это не игра, и на этом все кончилось.
Но я все равно был счастлив. Аня была со мной, она смеялась, танцевала, я ей подкладывал на блюдце клюквенное варенье, и никто не стоял на моем пути.
В десять часов гости начали расходиться. Я сказал Ане, что провожу ее.
– Спасибо, не надо, – сказала она, – меня ждет у парадного Саша Чернов.
Саша Чернов у моего парадного! – это был удар, который я не мог пережить.
– Все! – сказал я. – Больше я тебя не люблю.
Аня ушла. Я видел в окно, как к ней подбежал Сашка, и у меня потемнело в глазах. Я готов был убить их обоих, но под рукой не оказалось пистолета.
На этом оборвалась моя первая любовь. Я стер с руки химическую надпись, но никак не мог стереть ее с парты. И если эта парта еще стоит в моем бывшем классе или где-нибудь в школе, я убежден, что на ней можно найти эти двенадцать заветных букв: "Аня Труфанова".
ЧТОБ Я КОГДА-НИБУДЬ ЕЩЕ ПОШЕЛ!..
В воскресенье днем ко мне пришли Леня Селиванов и Яша Березин.
– Тебя выпустят из дома? – спросил Леня.
– Мне разрешили гулять до шести часов.
– Превосходно. Одевайся, и мы идем. Нужно иметь с собой полтинник. А еще лучше два рубля.
– У меня есть сорок копеек.
– Это не деньги. С ними нечего делать. Попроси у родителей полтора рубля.
– Что я им объясню?
– Объяснять им нельзя. Они взрослые люди и сами должны понять. Попроси на трамвай.
– На трамвай – это жалкие копейки, – сказал Яшка. – Это ничего не даст.
– Ладно, – решил Ленька. – Твои сорок, мой рубль, и еще у Яшки семьдесят пять копеек, итого два пятнадцать. С этим можно начинать. Пошли.
– А куда мы идем? – спросил я.
Леня оглянулся, увидел, что в передней никого нет, и прошептал:
– Мы едем на бега.
– А нас пустят?
– Если будем держаться солидней и впереди пойдет Яша, ослепляя своими веснушками, пустят.
– А что мы там будем делать?