Моя сто девяностая школа
Шрифт:
Сегодня старшины бригад отчитываются перед ШУСом.
Слово имеет Ира Кричинская.
– В нашей бригаде все благополучно. Эти три дня никакой работы не было, – рапортует она.
– В нашей бригаде, – докладывает Селиванов, – все хорошо. Работы не было.
– В нашей тоже, – говорит Толя Блатин.
– Что же тут хорошего? – замечает Леонид Владимирович. – Как это может быть, чтобы не было работы? Как можно назьюать такой день хорошим? Это профанация самого понятия "рабочая бригада".
– А мы произвели
– Это уже дело, – говорит Георг.
– Меня интересует, как идет подготовка к ленинской годовщине, – интересуется Лев Самойлович Бреговский.
– Я пишу портрет Ленина, – сообщает Лева Косвен из младшего класса.
– Я оформляю Ленинский уголок библиотеки, – говорит Валя Бродская из старшего.
– Когда все будет готово?
– Послезавтра, – заверяет Лебедев.
– Я хочу поставить важный вопрос, – поднимает руку Уся Руткина.
– Ставьте.
– Вчера мы решили, что необходимо разгрузить кабинет рисования и убрать из него старые ненужные рисунки, некоторые потрескавшиеся слепки, помыть окна и починить разваливающийся шкаф. Поручили это рабочей бригаде, где старшиной Нюра Безрукова, а Безрукова, вот она сидит и не смотрит в глаза, заявила, что она завтра не может, потому что идет в театр на "Свои люди – сочтемся". А мы, значит, уже не свои люди? А с нами, значит, ей не нужно считаться? Мне кажется, что Безрукова зазналась, и нужно ей напомнить, что она еще ученица нашей сто девяностой школы.
– Можно, я скажу? – подняла руку Безрукова.
– Ну, скажи.
– Я все понимаю, товарищи. Но мне достали билеты на спектакль. Я не так часто хожу в театр. Мы проходим Островского, и я считала, что это необходимо для ученья. Я не веселиться ходила. А убрать кабинет можно и на другой день. И нечего из меня делать преступницу. Я убираю не хуже других. Я, если хотите знать, пол мою и не жалею своих рук, как некоторые…
– Кто это "некоторые"? Кто это "некоторые"? – закричала Дуся Бриллиантщикова. – Если я не мыла пол в пятницу в канцелярии, то только потому, что вывихнула палец на физкультуре, а я всегда мою, и даже с мылом…
– А я без мыла? – вскочила Блехман. – Зачем эти экивоки?
– Спокойнее, товарищи, – сказал Георг. – Не надо обвинять друг друга. Надо только твердо понимать, что нельзя отказываться от порученной работы, иначе все станут кивать друг на друга и работа остановится. А работа никогда не должна останавливаться. И ничто никого не извиняет. Вы меня поняли?
– Поняли, – сказала Нюра. – Больше я так делать не буду. Я собиралась завтра пойти на "Невесту солнца", но я не пойду, а буду заниматься пошивкой занавеса для нашей сцены.
– Отлично! – воскликнул Бреговский. – Это гражданское решение.
Когда заседание закончилось
– Мне интересно, с кем ты собиралась идти на "Невесту солнца"?
– С Руфь Роллан, – ответила Нюра.
– Я не идиот, я знаю, что Руфь Роллан играет главную роль в картине. Я интересуюсь, с кем собиралась ты идти?
– Какая разница.
– Огромная. Ты опять собралась идти с Финкельштейном?
– Хоть бы и с ним.
– А почему ты не могла бы пойти со мной?
– Это было бы уже не так антиобщественно?
– Не говори глупости. Но это было бы более честно.
Ты ведь обещала пойти со мной?
– Но раздумала, – сказала Нюра. – Кстати, Марк тоже общественник, и он вчера вымыл все пробирки в химкабинете, и Гельд поручил ему подготовить опыт с гремучим газом.
– Значит, ты променяла меня на Мару?
– Никого я не меняла, и оставь, пожалуйста, меня в покое.
– Тебя, значит, в покое, а мне беспокоиться?
– Разве у нас мало девочек, которых можно позвать в кино?
– Я не считал, – сказал Леня. – У меня есть другие дела.
И, уничтожающе посмотрев на Нюру, пошел в кабинет сортировать кварцы и полевые шпаты.
ТРАГИЧЕСКАЯ ПОКУПКА
Время было трудное. Хлеб выдавался по карточкам, и он мало походил на хлеб. В нем попадались куски соломы, какие-то сучки и еще бог знает что. В магазинах ничего не было, и жильцы нашего дома пускались на разные хитрости, чтобы обеспечить себя какойто пищей. Адвокат Усольцев держал в кухне кур, которые кудахтали на весь дом, но упорно не хотели нестись. Бухгалтер Тютин воспитывал в своей комнате поросенка. У кассирши Зеленчеевой жила в ванной утка, и все ей завидовали (не утке, конечно, а кассирше).
Однажды отец вернулся со службы позднее обычного и на вопрос мамы: "Где ты был?" – ответил:
– Я покупал козу.
– То есть как? – изумилась мама.
– Очень просто. Узнал, где продается коза, и купил.
Она, конечно, еще маленькая, но через два-три месяца она начнет давать молоко. А молоко необходимо Володе, да и тебе, Анюта. Будем теперь все пить молоко.
Я был в восторге. У нас будет своя коза. Здорово!
– Но тебе, Володя, придется уделять ей внимание.
Козу надо пасти на травке. Трава – это ее питание. Будешь приходить из школы и ходить с ней на Стрельнинскую улицу. Там, в конце улицы, есть что-то вроде запущенного садика, и в нем много травы. Придется гулять с ней по часу в день.
– Хоть по два! – радостно закричал я и тотчас же представил себя в роли пастуха, с хворостиной в руках. – Я буду изучать ее, – оказал я, – буду записывать ее поведение и, может быть, даже напишу статью в нашу классную стенгазету: "Козы и их разведение в средней полосе России".