Моя сумма рерум
Шрифт:
— Я думал, там, на даче, у тебя будет много времени, — он сел на бортик ванной.
— Всё, давай, иди отсюда. Я мыться буду.
— Это ты просто от меня так отделаться хочешь.
— Хочу, — честно признался я. — Потому что ты реально заколебал совать свой нос во все дела и примазываться.
Лицо Дятла стало насупленное и сосредоточенное, нервно крутя пуговицу на пижаме, он, похоже, всерьёз обдумывал мои слова.
— Я знаю, ты меня не любишь, и понимаю, что тебя заставили приехать к нам. Но я ведь был здесь раньше. Это мой
— Это не твой дом, — наехал я. — Это квартира моего папы, и тебе тут просто разрешили пожить. Просто потому, что твоя мама нравится моему папе. Понимаешь?
В ответ Дятел страдальчески прикрыл глаза, скрестил руки на груди и замер. Золотистые завитки волос по всему лицу, бледные губы, тощие плечи. Святой мученик да и только.
— Я же прошел проверку, я же позвонил тогда.
— Это был прикол.
— Значит, ты не собираешься выполнять своё обещание? — его голос едва заметно дрогнул. — Ладно. Пусть. Это нормально.
Пытаться достучаться до Дятла, всё равно, что биться головой о стену.
— Что нормально?
— Всё, что происходит. Что ты не любишь меня и что хочешь унизить, и что говоришь все эти обидные гадости. Я всё понимаю. Это нормальная реакция. Потому что папа вместо твоей мамы выбрал мою, и тебя это жутко злит. И что он любит нас, и что мы хорошая семья, и не ссоримся друг с другом, и не бросаем друг друга, и не выгоняем из дома. Это тоже злит. Я всё понимаю. Мне, честно, жалко тебя. Поэтому я не обижаюсь.
— Заткнись! — он выбесил меня настолько, что я со злости треснул кулаком по двери. — Ещё что-то скажешь про мою маму, и я тебя в асфальт закатаю, чмо, понял?
Но в ответ ничего не произошло, Дятел по-прежнему сидел на бортике и молчал. Буддийское спокойствие.
В ванную заглянул папа:
— Что за шум, а драки нет?
— Немного дискутируем, — Дятел похлопал ресницами.
Папа одобрительно улыбнулся, и я, подавляя страстное желание спихнуть Дятла внутрь ванной, ушел в комнату.
А когда он приперся следом, сказал ему:
— Видишь темную полоску на ковре? Заступишь хоть раз на мою сторону, урою.
— А мне и не нужна твоя сторона. Я бы не хотел на ней оказаться.
— И в школе, чтоб не смел приближаться. Понял? Меня уже тошнит от твоей морды. И разговаривать больше с тобой не собираюсь. А если посмеешь ещё вякнуть про мою маму, то вообще пожалеешь, что родился.
— Ну, ладно, — он сел на свою кровать, прямо напротив меня и по-наглому уставился в упор. — Я не хотел, но ты сам это начал. В общем, если не поговоришь насчет мотика, то я расскажу всем про то, что ты мой сводный брат. И ещё… Ещё в следующем году фамилию поменяю на папину, и тоже стану Гореловым.
Вдруг осекся, судорожно сглотнул, часто-часто заморгал, скинул на пол все учебники с кровати и, содрав покрывало, натянул его себе на голову. Посидел так немного, а потом завалился набок и замер. Из-под покрывала виднелись только согнутые в коленях
Продолжать не хотелось. Просто стало противно. Дятлу сильно повезло, что я терпеть не могу потасовки. Но его угроза окатила, как ледяной душ. А ведь и правда, он легко мог рассказать. Ему мозгов хватит.
Я включил комп и собрался написать Зое. Мысль о ней — единственное, что действовало на меня успокаивающе.
Зоя обладала удивительной способностью слушать и слышать даже больше, чем произносилось вслух. Она была чуткая и понимающая, а не как мама, которая категорично норовила перевернуть всё с ног на голову. Не знаю, как это у Зои получалось, но с ней я чувствовал себя гораздо увереннее, чем обычно. Никто раньше просто так, на ровном месте, не говорил мне, что я наблюдательный, чуткий и сдержанный, что мне очень идет горчичный цвет, и что когда я улыбаюсь, у меня на одной щеке появляется ямочка. Кроме того, она считала меня честным и добрым, а это для неё было самым важным в человеке.
Но телефон пиликнул прежде, чем я успел набрать «Привет». Глянул на экран и немного прифигел, точно мне впечатлений было мало. А как прослушал голосовое сообщение от Яны, прифигел ещё больше.
Всего двадцать секунд. Вначале это был стук, громкий и очень мощный, будто колотят кулаком в дверь. Затем раздался злой и грубый мужской голос. «А ну, открывай!». Шуршание, шелест. Сдавленный кашель и снова стук. И где-то очень близко, почти в трубке, тяжелое дыхание и вздох, похожий на всхлипывание. И снова стук. Затем грохот и пронзительный девчачий визг. Не близко, а там, в глубине. Рядом только дыхание и шелест.
От этого душераздирающего визга даже Дятел из-под покрывала выбрался и вопросительно уставился покрасневшими глазами.
— Что это? — с затаенным страхом спросил он.
— Ролик смотрю, — буркнул я. А потом вспомнил, что запретил ему с собой разговаривать и добавил. — Козел.
Он снова накрылся. А я дрожащими пальцами написал сообщение: «У вас всё в порядке?».
Подождал. На сообщение никто не отвечал. Вот, блин! А вдруг с ними реально что-то случилось? Мужик там какой-то. Они же не просто так его боялись. Прослушал запись ещё два раза.
Что вообще делать в таких ситуациях? Звонить в полицию? А если это совсем не то, что я подумал? Рассказать родителям? Не в моём случае.
Набрал номер Яны, ждал около минуты, громкие протяжные гудки в напряженной тишине нашей комнаты. Но трубку никто не взял. Бред.
Решил позвонить Трифонову, но Вотсап снова ожил. На этот раз фотка. Странная мутная фотка, со вспышкой в темной комнате. Снимали прямо напротив зеркала, поэтому беловатый отблеск заполнял почти всё изображение. Но мне показалось, что я явственно разобрал плавный изгиб шеи, хрупкую ключицу и часть обнаженной женской груди. Это добило окончательно. После выходных с Криворотовым могло и не то привидеться. Следом за фотографией пришло сообщение: