Моя сумма рерум

Ида Мартин

К двум часам собрались гости. Помимо мамы с Игорем, приехали ещё две бабушкины подруги с работы — библиотекарши. Одна совсем маленькая, сухая и тихая. Этакий библиотечный эльф: милый, улыбчивый, но бессловесный. Другая — жизнерадостная тучная женщина с короткими серебристо-фиолетовыми волосами, ярко-красными губами и такими же красными огромными бусами на шее. Галина Петровна и Галина Степановна. На протяжении десяти лет они неизменно появлялись на каждом бабушкином дне рождении, и к ним все давно привыкли.

Сначала все естественно поздравляли

бабушку, ей же исполнилось — семьдесят, и две Галины подарили ей планшет. Я как увидел, чуть под стол не свалился, а у Дятла глаза загорелись, и он заладил, как заведенный: «Бабушка, можно мне посмотреть?». Но бабушка завороженно, двумя пальцами достала его из коробки, а Галина Степановна принялась с выражением, которое, несомненно, оценила бы Алина Тарасовна, зачитывать техническую инструкцию. Все, кроме Дятла, вежливо и терпеливо слушали, а тот лишь повторял: «Можно, пожалуйста, посмотреть», и когда он сказал это, наверное, в пятьсот первый раз, Аллочка всё-таки не выдержала и сделала замечание: «Ваня, перестань, не нахальничай».

Но Ваня не перестал. Он подкрался к бабушкиному стулу, остановился позади и принялся канючить ей на ухо.

Моя мама одобрительно похлопала меня по коленке, радуясь, что я не такой. Аллочка заметалась ещё больше, не зная, что приличнее: наругаться на него при всех или позволить продолжать. Положение спас папа:

— Слушай, Вань, расскажи-ка нам лучше про книжки. То, что ты вчера мне говорил. Что бумажные книги исчезнут уже через десять лет.

И только после этих папиных слов бабушка с Галиной Степановной отвлеклись от планшета и застыли с приоткрытыми ртами, словно он произнес святотатство.

Папа весело подмигнул Дятлу.

— Ну, давай, аргументируй теперь. Оппоненты у тебя серьёзные.

— Я могу, — охотно отозвался Дятел. — Это же не я придумал. Это данные согласно исследованиям. В ближайшее время все школы перейдут на электронные устройства — типа вот такого планшета, в которые каждый год будут закачиваться новые учебники, словари и задания. После школ тоже самое произойдет и с университетами. На устройстве можно будет не только читать, но и выполнять все задания, сразу отправляя их учителям. И когда с детства все люди привыкнут к электронным текстам, уже никто не сможет читать бумажные книжки.

— Ну, что ты, Ванечка, — умильным голосом сказала Галина Степановна. — Этого не может быть. Книжка же не просто бумага с буковками, книга — это оболочка, подобная телу человека, и в ней образуется душа. Разве можно в человека закачать новую душу?

— Ну, какая же душа может быть у книжки? — Дятел цинично хохотнул. — Книжка — это вещь. А у вещей души нет. У людей, кстати, её тоже нет. Это просто образное высказывание, обозначающее совокупность сознания, мыслей и психологических особенностей человека. Откуда у книжки сознание?

— В книжке сознание писателя, — несмело заметила Галина Петровна. — Его идеи и чувства.

— Тогда какая разница бумажные это чувства или

электронные? — парировал Дятел.

— Что это за разговоры? — возмутилась бабушка. — Книги не могут никуда исчезнуть — это вековое достояние человечества. Результат тысячелетней истории.

— Тогда почему люди не читают бересту или папирус?

— Ваня, — тихо одернула Аллочка. — Не спорь со взрослыми.

— А вот я насчет души согласен, — с набитым ртом сказал Игорь. — Куда она девается, когда тело находится во сне? Душа же не может спать, значит, она должна бодрствовать. Парить, может, над телом или ещё чего такое.

— Человек видит сны и что-то испытывает, — подключилась моя мама. — Можно проснуться в дурном настроении, а бывает, просыпаешься и счастлив.

— Это работа мозга, — откликнулась Аллочка, тоном, каким разговаривают исключительно медики. — Мозг отдыхает и прокручивает разные картинки. Часто настолько реалистичные, что срабатывают реакции нервной системы.

— Что такое нервная система я прекрасно знаю, — сказала мама. — Но когда я смотрю в даль бескрайнего моря. Или когда ранней весной громко воркуют голуби. Или когда первый снег, или закат над домом напротив, и вся квартира утопает в его розовых отблесках…

— Или когда летом в четыре утра выходишь на балкон и нюхаешь, как пахнет липами и остывающим асфальтом, — папа с тёплой улыбкой перехватил её взгляд.

— Да, или даже асфальтом, — иногда мама могла быть очень вдохновенной и убедительной. — Я же испытываю что-то! Какой-то необъяснимый подъем, какую-то внутреннюю наполненность. В эти моменты я совершенно точно знаю, что во мне есть нечто, что идет не от головы или нервов, а существует само по себе и в то же время, является частью меня.

Игорь пихнул её локтем, но мама — это мама, её так просто не успокоишь:

— Я каждый день теряю сотню нервных клеток. Что ж я, по-вашему, к концу жизни совсем бездушной останусь? Душа — это как, как… — мама замялась, пытаясь выразить словами эти чувства.

— Как музыка, — пришел я ей на помощь. — Ты слышишь её, хотя и не можешь изобразить или описать одним словом.

— С точки зрения физики, музыка — это энергия, — противный Дятел не унимался. — В зависимости от частоты звуковых колебаний, уровня громкости, ритма и гармонии, звук может воздействовать на человека положительно или отрицательно. И сила колебаний…

— Да, что ты знаешь про энергию и силу?! Энергия и сила — это Дистурб и Аскинг Александрия с Дени, это Кори Тейлор и Тиль, а не какие-то там колебания. Но тот, у кого нет души, этого знать не может! — неожиданно, в каком-то лихорадочном азарте выпалил я.

Просто выбесило, что он полез спорить с моей мамой.

Папа же с довольным лицом смотрел на происходящее. Ему нравилось, что у нас с Дятлом «дискуссия».

— Тихо-тихо, — Игорь поднялся. — Давайте-ка по бокалу шампанского за душу. За душу всей нашей прекрасной компании, за Валентину Анатольевну!