Моя жизнь

Ганди Махатма

его. И он сделает вывод, что благодаря изучению религии или духовной

дисциплине он достиг благодати. Но в час избавления он не знает, что спасает

его: духовная ли дисциплина или что-то другое. Разве людям, так гордившимся

силой своего духа, не приходилось видеть, как эта сила превращается в прах?

Знания в области религии в отличие от опыта кажутся пустяком в моменты

испытаний.

Именно в Англии я впервые осознал бесполезность одних лишь религиозных

знаний.

Не могу понять, каким образом совсем еще юным спасался я от разных

бед. Теперь мне уже было двадцать лет, а за плечами имелся некоторый опыт

мужа и отца.

В последний год моего пребывания в Англии, помнится, это был 1890 год, в

Портсмуте состоялась конференция вегетарианцев, на которую были приглашены

один из моих друзей-индийцев и я. Портсмут - морской порт, и жизнь его

населения так или иначе связана с жизнью порта. Там много домов, где живут

женщины, пользующиеся дурной репутацией. Их нельзя назвать проститутками, хотя они не очень щепетильны в вопросах морали. Нас поместили в один из

таких домов. Нечего и говорить, что подготовительный комитет этого не знал.

В таком большом городе, как Портсмут, трудно определить, какие квартиры

хорошие, а какие плохие для таких случайных путешественников, как мы.

С заседания конференции мы возвратились вечером и, поужинав, сели играть в

бридж. К нам присоединилась хозяйка, что в Англии принято даже в самых

респектабельных домах. Обычно во время игры игроки обмениваются невинными

шутками, но мой приятель и хозяйка стали отпускать шутки неприличные. Я не

знал, что мой приятель был знатоком в подобных делах. Меня это увлекло, и я

присоединился к ним. Но в тот момент, когда я был готов переступить границы

приличия и бросить игру в карты, бог устами моего доброго друга сделал мне

предостережение: "Что за дьявол вселился в тебя, мой мальчик! Скорее уходи

отсюда!"

Мне стало стыдно. Я внял предостережению и мысленно поблагодарил друга.

Помня об обете, данном матери, я удалился. Тяжело дыша, дрожащий, с бьющимся

сердцем, подобно загнанному зверю, вошел я в свою комнату.

Вспоминаю об этом, как о первом в жизни случае, когда чужая женщина, не

моя жена, возбудила во мне желание. Ночью я не мог заснуть, меня осаждали

всевозможные мысли. Должен ли я покинуть этот дом? Должен ли я вообще уехать

отсюда? Куда я попал? Что было бы со мной, если бы я потерял рассудок? Я

решил действовать осторожно: не просто покинуть дом, а под каким-нибудь

предлогом уехать из Портсмута. Конференция должна была продолжаться еще два

дня,

но я выехал из Портсмута вечером следующего дня, а мой приятель остался

там еще на некоторое время.

В то время я не понимал сущности религии и бога и того, что он нас

направляет. Я смутно понимал, что меня спас бог. Во всех испытаниях он

спасал меня. Знаю, что выражение "бог спас меня" сейчас для меня имеет более

глубокий смысл, и все же я чувствую, что еще не постиг всего смысла, заключенного в нем. Только более богатый опыт может помочь мне полнее понять

его. Но во всех испытаниях, через которые я прошел, - в духовной жизни, в

бытность мою юристом, в период своей деятельности в качестве руководителя

различных организаций, в сфере политики, - я могу сказать, что бог спас

меня. Когда всякая надежда утрачена, "когда никто не поможет и не утешит", я

обнаруживал, что откуда-то появляется помощь. Мольба, богослужение, молитва

– не религиозные предрассудки. Это действия, более реальные, чем еда, питье, сидение или ходьба. Без преувеличения можно сказать, что только они реальны, а все остальное нереально.

Богослужение или молитва - это не плод красноречия или пустые слова. Они

идут от самого сердца. Поэтому если душе удастся достичь такой чистоты, когда она "преисполнена одной лишь любви", если все струны настроить на

один, настоящий лад, они "задрожат и незримо растворятся в музыке". Молитва

не нуждается в словах. Она сама по себе не зависит от усилий каких бы то ни

было чувств. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что молитва - верное

средство очищения сердца от страстей. Но она должна сочетаться с полнейшим

смирением.

XXII. НАРАЯН ХЕМЧАНДРА

В это время в Англию приехал Нараян Хемчандра. Я уже слышал о нем как о писателе. Мы

встретились у мисс Маннинг, состоявшей членом Национальной индийской ассоциации.

Мисс Маннинг знала, что я необщителен. Когда я приходил к ней, то обычно сидел молча и

почти не разговаривал, отвечая только на вопросы. Она представила меня Нараяну

Хемчандре. Нараян не знал английского языка. Одет он был странно: плохо сшитые брюки и

мятый грязный коричневый пиджак такого покроя,

как носят парсы, без воротничка и галстука, шерстяная шапочка с кисточкой. Длинная

борода.

Он был невысок, худощав; круглое лицо изрыто оспой, нос не острый, но и не

тупой. Бороду он все время теребил рукой.

Этот странный на вид и причудливо одетый человек резко выделялся среди