Моя жизнь
Шрифт:
Моя связь с семьей, которую я обычно навещал каждое воскресенье, порвалась
внезапно. Можно сказать, мне предложили прекратить визиты. Случилось это
так. Хозяйка была добрая и простая, но несколько ограниченная женщина. Мы
много говорили на религиозные темы. Я тогда перечитывал "Свет Азии" Арнолда.
Однажды мы начали сравнивать жизнь Иисуса с жизнью Будды.
– Вспомните Гаутаму сострадающего!
– сказал я.
– Его сострадание
распространялось не
Разве душа не переполняется умилением при взгляде на агнца, лежащего на его
плечах? Этой любви ко всем живым существам нет у Иисуса.
Такое сравнение огорчило добрую женщину. Я понял ее чувства, прекратил
разговор, и мы перешли в столовую. Ее сын, настоящий херувим, едва достигший
пяти лет, тоже был с нами. Я чувствую себя самым счастливым человеком, когда
нахожусь среди детей, а с этим малышом мы давно уже были друзьями. Я с
пренебрежением отозвался о куске мяса, лежавшем на его тарелке, и принялся
расхваливать яблоко, лежавшее на моей. Невинный малыш был увлечен и вслед за
мной стал восхвалять яблоко.
А мать? Она была в ужасе.
Мне сделали замечание. Я переменил тему разговора. На следующей неделе я, как обычно, навестил семью, не понимая, что мне следует прекратить визиты, да и не считая, что это было бы правильно. Но добрая женщина внесла ясность
в создавшееся положение.
– М-р Ганди, - сказала она, - пожалуйста, не обижайтесь на меня. Я считаю
своим долгом сказать вам, что ваше общество отнюдь не благоприятным образом
действует на мальчика. Каждый день он колеблется, есть ли ему мясо, и просит
фрукты, напоминая мне о ваших доводах. Это уж слишком. Если он не будет есть
мясо, он ослабеет, если не заболеет. Я не в состоянии переносить это. Отныне
вы должны разговаривать только с нами, взрослыми. Ваши беседы, очевидно, плохо влияют на детей.
– М-с...
– ответил я, - мне очень жаль, что так получилось. Я понимаю ваши
родительские чувства, так как у меня самого есть дети. Мы можем очень просто
покончить с этим неприятным положением. То, что я ем и от чего отказываюсь, больше влияет на ребенка, чем мои слова. Поэтому лучше всего мне вообще
прекратить посещения. Это, конечно, не должно повлиять на нашу дружбу.
– Благодарю вас, - сказала она с явным облегчением.
XXIII. В КАЧЕСТВЕ ХОЗЯИНА ДОМА
Обзаводиться хозяйством было для меня не ново. Однако хозяйство мое в
Натале отличалось от того, какое было у меня в Бомбее и Лондоне. На этот раз
часть расходов производилась исключительно ради престижа. Мне казалось
необходимым, чтобы мое хозяйство соответствовало
адвоката и представителя общественности в Натале. Поэтому я поселился в
прекрасном маленьком домике, в хорошем районе. Домик был также
соответственным образом обставлен. Еда была простой, но так как я обычно
приглашал к себе на обед друзей-англичан и индийских товарищей по работе, то
расходы на ведение домашнего хозяйства всегда были очень велики.
В каждом хозяйстве нужен хороший слуга. Но я не представлял себе, что
можно обращаться с кем бы то ни было как со слугой.
Моим помощником, а также поваром был мой приятель, который стал членом
семьи. Были у меня и конторские служащие, которые также столовались и жили
вместе со мной.
Я полагаю, что мой эксперимент был успешным, но его несколько омрачили
горькие жизненные переживания.
Мой приятель был очень умен и, как я думал, предан мне. Но оказалось, что
я заблуждался. Он воспылал завистью к одному из конторских служащих, который
жил у меня, и сплел вокруг него такую паутину, что я стал подозрительно
относиться к клерку. Клерк был человек с характером. Увидев, что он вызывает
у меня подозрения, клерк тотчас оставил мой дом и службу. Меня это огорчило.
Я чувствовал, что, вероятно, был несправедлив к нему, и мучился угрызениями
совести.
Тем временем повару потребовался отпуск на несколько дней. На время его
отсутствия пришлось пригласить другого. Потом я заметил, что новый повар был
бездельником. Но мне он был послан богом. Поселившись у меня, он уже через
два - три дня обнаружил непорядки, творившиеся под моей крышей без моего
ведома, и решил предупредить меня. Я слыл доверчивым и прямым человеком.
Поэтому непорядки эти тем более удивили его. Я приходил из конторы домой
завтракать всегда к часу дня. Однажды, примерно часов в двенадцать, повар, запыхавшись, вбежал в контору.
– Пожалуйста, скорее идите домой, - сказал он.
– Там творится неладное.
– Но что там такое?
– спросил я.
– Скажите же, в чем дело. Не могу же я
оставить сейчас контору, чтобы бежать туда.
– Пожалеете, если не пойдете. Это все, что я могу сказать. На меня
подействовала его настойчивость. Я направился домой в сопровождении одного
из клерков и повара, который шел впереди нас. Он провел меня прямо на
верхний этаж и, указав на комнату моего приятеля, сказал:
– Откройте дверь и посмотрите сами.
Я все понял; постучал в дверь. Никакого ответа! Постучал сильнее, так, что