Моя жизнь
Шрифт:
любящий отец встречает своего взрослого сына. Встреча произошла в его
комнате. Он был окружен друзьями и последователями. Среди них были м-р Д.
Вача и м-р Кама, которым меня представили. О м-ре Вача я уже слышал. Его
называли правой рукой Фирузшаха, и адвокат Вирчанд Ганди говорил мне о нем
как о крупном статистике. Прощаясь, м-р Вача сказал:
– Ганди, мы должны встретиться.
На представления ушло едва ли больше двух минут. Сэр Фирузшах внимательно
выслушал
– Ганди, - сказал он, - вижу, что должен помочь вам. Я созову здесь
митинг.
С этими словами он повернулся к своему секретарю м-ру Мунши и просил его
назначить день митинга. Дата была установлена, затем он простился со мной и
попросил зайти накануне митинга. Эта встреча рассеяла все мои опасения, и я
радостный вернулся домой.
В Бомбее я навестил своего зятя, который в то время был болен. Он был
небогатым человеком, а моя сестра (его жена) не умела ухаживать за ним.
Болезнь была серьезная, и я предложил взять его в Раджкот. Он согласился, и
таким образом я вернулся домой с сестрой и ее мужем. Болезнь затянулась
дольше, чем я предполагал. Я поместил зятя в своей комнате и просиживал у
его постели дни и ночи. Я вынужден был не спать по ночам и проделать часть
работы, связанной с моей деятельностью в Южной Африке, во время его болезни.
Все же пациент умер, но я утешал себя тем, что имел возможность ухаживать за
ним до его последнего часа.
Склонность моя ухаживать за больными постепенно вылилась в увлечение.
Случалось, что я пренебрегал ради этого своей работой и по возможности
вовлекал в это не только жену, но и всех домашних.
Подобное занятие не имеет смысла, если не находить в нем удовольствия. А
когда оно выполняется напоказ или из страха перед общественным мнением, это
вредит человеку и подавляет его дух. Служение без радости не помогает ни
тому, кто служит, ни тому, кому служат. Но все другие удовольствия
превращаются в ничто перед лицом служения, ставшего радостью.
XXVII. МИТИНГ В БОМБЕЕ
На другой день после смерти зятя я должен был уехать в Бомбей на митинг. У
меня почти не было времени обдумать свою речь. Я чувствовал себя изнуренным
после многих дней и ночей тревожного бодрствования, голос у меня стал
хриплым. Однако я отправился в Бомбей, всецело полагаясь на бога. И я не
помышлял о том, чтобы написать свою речь.
Следуя указанию сэра Фирузшаха, я явился к нему в контору накануне митинга
к пяти часам.
– Ваша речь готова, Ганди?
– спросил он меня.
– Нет, - сказал я, дрожа от страха.
– Я собираюсь
(* Без подготовки, экспромтом (латан.). *)
– В Бомбее этого делать нельзя. Репортеры здесь плохие, и если мы хотим
извлечь пользу из нашего митинга, вам нужно предварительно написать свою
речь и успеть напечатать ее к завтрашнему утру. Надеюсь, вы справитесь с
этим?
Я очень нервничал, но сказал, что постараюсь.
– Когда мой секретарь сможет зайти к вам за рукописью?
– В одиннадцать часов вечера, - ответил я.
На следующий день, придя на митинг, я понял, насколько мудрым был совет
Фирузшаха. Митинг происходил в зале института сэра Ковасджи Джехангира. Я
слышал, что, если на митинге собирается выступить Фирузшах Мехта, зал всегда
бывает битком набит главным образом студентами, желающими послушать его.
Впервые я присутствовал на таком митинге. Я увидел, что лишь немногие смогут
услышать меня. Я дрожал, когда начал читать свою речь. Фирузшах все время
меня подбадривал и просил говорить громче, еще громче. Но от этого я только
сильнее робел, и голос мой становился все глуше и глуше.
Мой старый друг адвокат Кешаврао Дешпанде пришел мне на выручку. Я передал
ему текст. Голос у него был как раз подходящий. Но аудитория не желала его
слушать. Зал оглашался криками: - Вача, Вача! Тогда встал м-р Вача и прочел
речь удивительно успешно. Аудитория совершенно успокоилась и прослушала речь
до конца, прерывая ее в должных местах аплодисментами и возгласами "позор!"
Все это радовало меня.
Фирузшаху речь понравилась. Я был несказанно счастлив. Я завоевал горячую
симпатию адвоката Дешпанде и одного приятеля - парса, чье имя не решаюсь
назвать, так как он сейчас занимает высокий пост в правительстве. Оба
обещали сопровождать меня в Южную Африку. Однако м-р Курсетджи, в то время
судья, занимавшийся мелкими гражданскими делами, отговорил парса от поездки, так как задумал женить его. Мой приятель-парс должен был выбирать между
женитьбой и поездкой в Южную Африку: он предпочел первое. Рустомджи
возместил убытки, которые я понес вследствие нарушения парсом обещания, а
сестры парса, посвятив себя работе "кхади", тем самым искупили вину невесты, ради которой парс отказался от поездки. Поэтому я охотно простил эту пару. У
адвоката Дешпанде не было соблазна жениться, но он также не смог поехать. В
настоящее время он в достаточной мере расплачивается за нарушение обещания.
На обратном пути в Южную Африку я встретил в Занзибаре одного из Тьябджи. Он