Моя жизнь
Шрифт:
общественности. Когда они лишаются такой поддержки, они утрачивают и право
на существование. Между тем организации, функционирующие за счет постоянных
фондов, нередко игнорируют общественное мнение и часто ответственны за
действия, противоречащие интересам общественности. В нашей стране мы
сталкиваемся с этим на каждом шагу. Некоторые так называемые религиозные
организации вообще перестали отчитываться в своей деятельности. Доверенные
лица, управляющие
имущества и ни перед кем не несут ответственности. Я убежден, что
общественная организация должна жить сегодняшним днем, как живет природа.
Организация, не пользующаяся поддержкой общественности, не имеет права на
существование как таковая. Ежегодные пожертвования в фонд организации - это
проверка ее популярности и честности ее руководства; и я считаю, что каждая
организация должна пройти такую проверку. Но надо, чтобы меня поняли
правильно. Мои замечания не относятся к организациям, которые по самой своей
природе не могут существовать на временной основе. Я имею в виду текущие
расходы, которые должны производиться за счет добровольных пожертвований, получаемых ежегодно.
Такие воззрения укрепились во мне в период проведения сатьяграхи в Южной
Африке. Эта замечательная кампания, продолжавшаяся более шести лет, велась
без всяких постоянных фондов, хотя для нее требовались сотни тысяч рупий.
Помнится, бывали случаи, когда я не знал, что мы будем делать завтра, если
не будет пожертвований. Но я не буду здесь предвосхищать события. Читатель
найдет обоснования моих взглядов в следующих главах.
V. ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ
Когда в январе 1897 года я прибыл в Дурбан, со мною было трое детей: десятилетний сын моей сестры и двое моих сыновей девяти и пяти лет. Возник
вопрос - где их обучать.
Я мог бы послать их в школы, предназначенные для детей европейцев, но это
можно было сделать только по протекции и в виде исключения. Детям индийцев
не разрешалось учиться в таких школах. Для них существовали школы, созданные
христианскими миссиями, но я не хотел посылать своих детей и туда, так как
мне не нравилась там постановка преподавания. Оно велось исключительно на
английском языке, иногда же на неправильном хинди или тамильском. Причем и в
эти школы нелегко было попасть. Я никак не мог примириться с таким
положением вещей и пытался обучать детей сам. Но я мог делать это в лучшем
случае нерегулярно, а подходящего учителя, знающего гуджарати, найти не
удавалось.
Я не знал, как быть. Я поместил в газетах объявление, что ищу
преподавателя-англичанина, который согласился бы
руководством. Ему я мог бы поручить вести систематические занятия по
некоторым дисциплинам, а в остальном достаточно было бы и тех немногих
нерегулярных уроков, которые мог давать детям я сам. В результате я нашел
гувернантку-англичанку за семь фунтов стерлингов в месяц. Так продолжалось
некоторое время. Но я был недоволен. Благодаря тому, что я говорил с детьми
только на родном языке, они немного научились гуджарати. Отсылать их обратно
в Индию я не хотел, так как считал, что малолетние дети не должны
расставаться со своими родителями. Воспитание, которое естественно
прививается детям в хорошей семье, невозможно получить в обстановке школьных
общежитий. Поэтому я держал детей при себе. Правда, я попробовал послать
племянника и старшего сына на несколько месяцев в школу-интернат в Индию, но
вскоре вынужден был взять их домой. Впоследствии старший сын, став уже
взрослым, отправился в Индию, чтобы поступить в среднюю школу в Ахмадабаде.
Племянник же, мне кажется, удовлетворился тем, что сумел ему дать я. К
несчастью, он умер совсем молодым после непродолжительной болезни. Другие
трое моих сыновей никогда не посещали школы, но получили все же
систематическую подготовку в импровизированной школе, организованной мною
для детей участников сатьяграхи в Южной Африке.
Все мои опыты были, однако, недостаточными. Я не имел возможности уделять
детям столько времени, сколько хотелось бы. Невозможность оказывать им
достаточно внимания и другие неустранимые причины помешали мне дать им то
общее образование, какое мне хотелось, и все мои сыновья выражали
недовольство по этому поводу. Всякий раз, как они встречаются с магистром
или бакалавром, или даже с обладателем аттестата зрелости, они чувствуют
себя неловко оттого, что им недостает школьного образования.
Тем не менее я считаю, что если бы я настоял на их обучении в школе, они
не получили бы того, что могла им дать только школа жизни или постоянное
общение с родителями. Я никогда не чувствовал бы себя спокойным за них, как
теперь, а искусственное воспитание, которое они могли бы получить в Англии
или в Южной Африке, будучи оторванными от меня, никогда не научило бы их той
простоте и готовности служить обществу, которую они проявляют теперь.
Искусственно приобретенные там жизненные навыки могли бы стать серьезной
помехой для моей общественной деятельности. Но хотя мне не удалось дать