Моя жизнь

Ганди Махатма

пользуются своими ушами, но в то время, как один не слышит ничего, кроме

хвалы господу, другой внимает только непристойностям. Оба часто бодрствуют

до глубокой ночи, но тогда как один посвящает эти часы молитве, другой

растрачивает их на пустые сумасбродные развлечения. Оба питают свой желудок, но первый для того, чтобы поддержать в хорошем состоянии вместилище бога, второй же объедается и превращает священный сосуд в зловонную клоаку. Таким

образом, оба живут

как бы на противоположных полюсах, и расстояние, разделяющее их, с течением времени не сокращается, а увеличивается.

Брахмачария означает сдержанность чувств в мыслях, словах и поступках. С

каждым днем я все более убеждался в необходимости ограничений упомянутого

выше характера. Нет предела возможностям отречения, как нет предела и

возможностям брахмачарии. Брахмачарии нельзя достигнуть лишь частичными

усилиями. Для многих брахмачария остается идеалом. Человек, стремящийся к

брахмачарии, всегда будет сознавать свои недостатки, выискивать страсти, таящиеся в глубине его души, и постоянно стремиться освободиться от них. До

тех пор, пока мысль не полностью контролируется волей, нет настоящей

брахмачарии. Непроизвольно возникающая мысль есть болезнь ума; обуздание ее

означает обуздание ума, что еще труднее, чем обуздание ветра. Тем не менее

сущий в нас бог позволяет контролировать даже ум. Не следует думать, что это

невозможно, потому что трудно. Это высшая цель, и потому естественно, что

необходимо приложить самые большие усилия, чтобы достигнуть ее.

Лишь вернувшись в Индию, я убедился, что достигнуть брахмачарии при помощи

одних человеческих усилий невозможно. Раньше я заблуждался, полагая, что

одна фруктовая диета позволит мне искоренить все страсти, и тешил себя

мыслью, что ничего другого делать не нужно.

Однако не буду забегать вперед. Позвольте мне разъяснить, что те, которые

хотят соблюдать брахмачарию, стремясь познать бога, не должны отчаиваться, ибо их вера в бога равносильна их вере в собственные силы.

Для отрешенной души исчезают чувственные объекты, не вкус к ним,

Но для узревшего высшее и вкус исчезает (*).

(* "Бхагаватгита", 2-59. *)

Поэтому Его имя и Его милосердие - последнее прибежище для того, кто

стремится достичь состояния мокша. Эту истину я понял, только после

возвращения в Индию.

IX. ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ

Я стал вести спокойную и удобную жизнь, но продолжалось это недолго. Дом

мой был обставлен уютно, но не прельщал меня. Вскоре я опять стал сокращать

свои расходы. Счета из прачечной были огромными, а поскольку прачка не

отличалась пунктуальностью, мне не хватало даже двух-трех

дюжин рубашек и

воротничков. Воротнички приходилось менять ежедневно, а рубашки по крайней

мере через день. Все это было связано с расходами, которые показались мне

излишними, и в целях экономии я обзавелся принадлежностями для стирки белья.

Я купил руководство по стирке, изучил искусство стирки сам и обучил ему

жену. Работы, конечно, мне прибавилось, но новизна этого занятия делала его

приятным.

Никогда не забуду первого выстиранного мною воротничка. Я накрахмалил его

больше, чем полагается, и из опасения сжечь его лишь слегка прикасался к

нему чуть нагретым утюгом. Воротничок оказался довольно жестким, а лишний

крахмал все время осыпался. Я отправился в суд, надев этот воротничок, что

вызвало смех моих коллег-адвокатов. Но уже тогда я умел не обращать внимания

на насмешки.

– Что же, - сказал я, - ведь это мой первый опыт стирки воротничков, а

отсюда и излишний крахмал. Но это меня нисколько не трогает, тем более, что

я доставил вам столько удовольствия.

– Но ведь у нас полно прачечных!
– сказал один из приятелей.

– В прачечных берут за стирку очень дорого, - ответил я.
– Постирать

воротничок стоит почти столько же, сколько купить новый, да еще приходится

постоянно зависеть от прачки. Я предпочитаю стирать свои вещи сам.

Но я не в силах был заставить друзей понять всю прелесть самообслуживания.

Со временем я стал заправской прачкой и стирал не хуже, чем в прачечной. Мои

воротнички были не менее твердыми и блестели не хуже, чем у других.

Когда Гокхале приехал в Южную Африку, он привез с собой шарф, полученный

им в подарок от Махадева Говинда Ранаде. Гокхале очень берег эту вещь как

память: он надевал шарф лишь в исключительных случаях. Как-то ему

понадобилось надеть его на банкет, который давали в его честь индийцы в

Иоганнесбурге. Шарф был мятый, и его нужно было выгладить. Отдать шарф в

прачечную и своевременно получить его уже не было возможности. Я предложил

испробовать мое искусство.

– Я верю в ваши способности как адвоката, но не верю в ваши таланты по

части стирки, - сказал Гокхале.
– Что же будет, если вы испортите мне шарф?

Вы понимаете, что он для меня значит?

И он с удовольствием рассказал, при каких обстоятельствах получил этот

подарок. Но я продолжал настаивать, поручился за качество работы и добился

разрешения выгладить шарф. В результате я получил похвальный отзыв. И теперь