Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе
Шрифт:
Петрович сразу же охватил всех поручениями: одни расстилали скатерть и расставляли закуски, другие собирали сухой валежник и старые сосновые шишки, третьи устанавливали гамак и т.д. Сам же Петрович собрал обломки камней и соорудил из них некое подобие печки, в которой развел огонь. Затем он нанизал ставриду на небольшие шампуры и установил их в уже нагретой печи, засыпал на тлеющие угли подготовленные шишки и, когда пошел процесс копчения, подал команду «Начинать!».
И мы начали: сначала «под холодную закусочку», потом, через пару часов, под обещанный «местный деликАтес» - ставриду горячего копчения. В жизни мне довелось перепробовать
Конечно, нашему аппетиту помогали и чудесная погода ялтинского бархатного сезона, и прекрасный горный воздух в окружении соснового леса, и чистейший ручей, в который можно было в любой момент окунуться, но общим мнением было: Петрович приготовил кулинарный шедевр, который превзойти невозможно.
Мы ели, пили, купались, снова пили-ели весь день и вернулись домой уже поздно ночью, впервые нарушив «устав пансионата» - не собрались на вечерний «пир горой» - не было уже сил. Для тех, кто не захотел участвовать в пикнике, Петрович захватил «от барского стола» несколько деликатесных ставридок, достал что-то из холодильника и порекомендовал в дальнейшем не отрываться от коллектива.
Две пары не принимали участие в нашем мероприятии. Обе были настолько оригинальны, что о них стоит упомянуть.
Первая пара, довольно еще молодые муж и жена из Минска, отдыхали практически отдельно друг от друга. Ночевали, правда, иногда вместе, вместе утром завтракали, а потом разбегались в разные стороны Крымского побережья. Бывало так, что в обед он вдруг спрашивал: «Не знаете, куда Тайка поехала? Если вдруг она появится, передайте ей, что я буду в Форосе, пусть свой нос туда не сует!». Примерно то же можно было иногда услышать и от Таисии. Как ни пытались мы, но так и не смогли понять, в чем же заключалась «фишка» такого отдыха.
Другая пара была полной противоположностью первой. Как их звали, я уже не смогу припомнить. Им было далеко за 60, он (внешне и даже внутренне – абсолютная копия Дон-Кихота из грузинского фильма) родился и всю жизнь прожил в Тбилиси, она (также во всем похожая на актрису Ханаеву) родилась в Лондоне, но больше 40 лет прожила в Москве. У каждого из них была своя семья, но более 30 лет подряд свой отпуск, по их словам, они всегда проводили только вместе. Он недавно перенес инфаркт, и поэтому они тщательно соблюдали режим: пили ситро, ели мороженое, избегали находиться на солнце.
И еще у него была страсть – коллекционирование винных этикеток, и поэтому в Ялте они оказались не случайно. Оказывается, здесь живет мальчик, имеющий большую коллекцию таких этикеток, а его папа, работающий в Одесском пароходстве штурманом дальнего плавания, часто пополняет его коллекцию, возвращаясь из зарубежного плавания. Надо было видеть, как тщательно готовились они к визиту к этому мальчику: перебирали несколько раз свой обменный фонд, рассматривали варианты обмена, спорили, какой торт купить – кремовый или песочный, и т.д. Сходили, вернулись с восторженностью – визит был очень удачный!
Мы все, конечно, потихоньку посмеивались над этими милыми и безобидными чудаками, но им можно было и позавидовать: столько лет сохранять взаимную привязанность и общность интересов дано не каждому.
Ялта оставила в моей памяти очень приятные и светлые воспоминания: мы отдыхали там с нашими близкими воронежскими друзьями - Володей и Нелей Литвиновыми, днем
Глава 57. Уход мамы и отца
1975 год принес нам серьезные огорчения: тяжело заболела мама. Как рассказывал отец, в День космонавтики 12 апреля после ужина ее впервые стошнило, затем рвоты участились. Георгиевские врачи определить ничего не смогли, и в середине мая я предложил ей приехать в Воронеж. Больше месяца мы «скитались» по больницам, проводили тщательные анализы, специалисты провели даже гастроскопию - осмотр внутренней поверхности желудка на новейшей японской стекловолоконной технике, только что приобретенной авиационным заводом. Однако причину непроходимости желудка определить не удалось, мама стала таять на глазах, и ее пришлось перевести на внутривенное питание.
Сестра Ада нашла через своих знакомых какого-то знаменитого в прошлом рентгенолога, недавно ушедшего на пенсию, попросила его обследовать маму. Тот пришел на прежнее место работы, во вторую больницу, осмотрел маму, молча написал свой диагноз и протянул Аде: «С-r» или «Канцер», то есть по-простому – рак. Это был суровый приговор.
Доктора стали обсуждать ситуацию: лекарствами непроходимость желудка не устранить, а если опухоль является злокачественной, больной обрекается на мучительный конец. Известный в городе хирург Горкер предложил сделать операцию и по свидетельству персонала провел ее, как всегда, блестяще. По его рассказу, опухоль действительно была. Размер ее был небольшой, но достаточный, чтобы «перехватить» кишечник и препятствовать прохождению пищи. По виду опухоль могла быть и доброкачественной (но точно это можно было бы определить только после проведения анализа тканей). Беда была в том, что опухоль коснулась поджелудочной железы, и, как выразился Горкер, ее пришлось немного «почистить».
После операции мама стала быстро поправляться: посвежела, стала садиться на кровати, шутить. Я даже поинтересовался у Горкера: «Когда обмывать будем?», на что он ответил: «Пока мне очень не нравится старушка. Если бы я был уверен, что опухоль доброкачественная, можно было бы начинать торжества прямо сегодня. Но в случае рака поджелудочную железу трогать нельзя, а мы тронули, и это риск. Кризис будет на девятый день, и если она этот кризис переживет, можно будет праздновать победу».
Мама кризис не пережила. Накануне я заехал к ней после обеда. Поговорили, она над чем-то шутила, передавала наказы отцу. Вечером пришла Ада и обнаружила у нее высокую температуру, которая начала усиливаться, дыхание стало затрудненным, общее состояние становилось все хуже, а рано утром Ада сообщила, что мамы у нас больше нет.
Стал звонить отцу, спрашивать – где будем хоронить? Отец, конечно, был в шоке, но заявил категорически: «Только в Георгиевске!».
А было 1 августа, разгар лета, стояла жара несусветная, и нужно было торопиться. Поэтому я взял на заводе грузовой микроавтобус, установил в нем гроб, обложив сухим льдом, быстро оформил все необходимые документы и вечером в тот же день с водителем Герасимовым выехал в Георгиевск. На месте мы были в 10 часов утра, проехав без остановки около 1200 километров за 16 часов.