Мстиславцев посох

Ялугин Эрнест Васильевич

Горбунья покивала брату с укоризною. Василь нетерпеливо дернул плечом, на бледных щеках засветился румянец.

— Прошу пана даровать мою неумышленную дерзость, я не думал пана обидеть, - приподнялся с кресла, будто собирался уйти тотчас, Тадеуш Хадыка.- У меня до пана совсем иншая размова.

Ксендз подобрал полы своей одежды, снова сел.

— Пане Василь,- сказал он,- как бы оно ни было, а я верю: до рук твоих не прилипло ни единого пенязя, о которых шумит чернь. Однако сгодись, что даже ежели с амвона провозглашено

будет о твоей невиновности, папу и в том случае в месте Мстиславском построением храмов ведать не дадут. Да и в иных градах вскоре ведомо станет про обрушение.

Василь Поклад опустил голову - ксендз говорил правду.

— За паном ход,- напомнил Тадеуш Хадыка и вновь легонько дотронулся пальцем до шахматной доски.

Василь Поклад подвинул латника.

— Однако пан гуляет рисково,- сказал Тадеуш Хадыка и сбил латника конем.

На лице Василя Поклада мелькнула тень досады.

— Може пану отдать ход?
– тут же предложил ксендз.

— Такое у нас не принято,- возразил Василь Поклад, берясь за фигуру.

Тадеуш Хадыка несколько поразмышлял над ходом супротивника.

— Ты, пане Василь, добрый дойлид,- ксендз отступил ладьей.- Строения, тобою ставленные, любы взору. Видна в них добрая латынская школа.

Василь Поклад со вниманием поглядел на непрошеного гостя, старался уловить, куда гнет хитрый лях, что за яд сокрыт в его похвалах.

— Я болей русин, нежели латинянин,- возразил ксендзу.

— Твои советы градодельцу пану Кондратовичу были весьма до пользы,- ксендз быстро взглянул на Василя Поклада.

Тот промолчал.

— Вернуть прежнюю славу еще возможно,- первым нарушил ксендз ставшее тягостным молчание.

Василь Поклад лишь усмехнулся, и была видна в его усмешке тоска души и безмерная усталость.

— Не думай, пане Василь, что сыплю на рану соль. Бальзам желаю указать,- сказал проникновенно ксендз.- Замок может тебе в том допомочь. Многое за-мыслено строить в месте Мстиславском, и Сигизмунду Кондратовичу с этим не управиться так, как смог бы ты, пане. Сигизмунд станет тебе верным и послушным помощником.

Глаза дойлида Василя ожили, и обрадованная горбунья закивала, заулыбалась. Однако Василь Поклад омрачил радость сестры.

— Не в мои зубы тот корм, пан ксендз,- возразил он с твердостью,- неужто думаешь, что с великой обиды примусь я за чуждое людям нашим?

— Посполитые подобны стаду,- отвечал Тадеуш Хадыка.- Ведает ли стадо, какой пастырь ему лепей? Однако самые поважаные люди места Мстиславского почитают за гонор для себя послужить делу истинной веры христовой. Пришел до нас и ведомый тебе Амельян Стольник...

— Не мне быть ему судьею...

И тут не смог молчать более Петрок, крикнул:

— То он, Амелька, повинен в обрушении! Мы с Филькой своими глазами видали, как он по храму ночью шастал.

— Петрок!
– разозлился Василь Поклад.-

Старшие говорят - твое дело молчок.

Только горбунья приметила, как вздрогнул, переменился в лице ксендз. Однако тут же на губах его появилась благодушная усмешка.

— Не надобно строго наказывать отрока,- вступился ксендз.- Однако, хлопчик, вот и ты был ночью в храме, а что с того?

Петрок покраснел.

— Навет на невинного - великий грех, хлопчик,- упрекнул ксендз.

— А то не навет,- обиделся Петрок.- Мы с Филькой своими глазами...

— Не бери в сведки усопших...- покачал головой Тадеуш Хадыка.

— Али с Филькой случилось что?
– насторожился Василь Поклад.

Горбунья предупредительно кашлянула, мигнула гостю.

Ксендз сделал вид, что знаков этих не приметил.

— Оттого и Стефан, былой ученик пана Василя, в обиде великой,- сказал ксендз.- Неуж не сказали тебе...

— Панок!
– шепнула горбунья.

— Не передали,- неумолимо продолжал Тадеуш Хадыка,- что нашли отрока под каменной глыбою? Ты вот до поспольства льнешь. А будет ли тебе от него прощенье за гибель агнца невиновного?

Схватился Василь Поклад за грудь, пошатнулся, будто ударил его ксендз камнем под самый дых.

— И Филька!..- слабо охнул он.- Что ж ты, Петрок, смолчал, а? И ты, Маланья?

Ксендз поднялся, полою повалив на шахматной доске фигуры.

— То мы с паном в другой день поговорим,- сказал, кланяясь.- Вижу, у пана еще не загоилось, то я в другой раз...

— Что ж не сказал, Петрок?
– снова укорил Василь хлопца, когда ксендз вышел.

Петрок, чтобы только не видеть полных укора глаз дядьки Василя, опустился на колени, принялся собирать раскиданные шахматные фигурки.

— И надобно ж так,- Василь Поклад беспокойно заходил по светлице.- И этот ворон тут как тут. Что-то учуял небось. Нет, уж ему-то ничего не достанется. Ничего после себя не покину. Жадному воронью!

Василь Поклад достал продолговатый ларец-подголовник, открыл. Лежали там свитки с чертежами строений.

— Все заберу с собой,- бормотал Василь Поклад, один за другим извлекая свитки из ларца.

Свитки полетели в камин.

Будто завороженный с каким-то даже страхом, не смея ничего сказать, глядел Петрок, как лизало свитки желтое пламя, пузырились, чернели бумажные листы.

Горбунья, войдя в светлицу, ахнула.

— Что ж ты это утворил?
– крикнула она, бросаясь к камину.

— Пусть,- отряхивал руки Василь Поклад.- Все прахом, все. Но не воронью.

Обжигаясь, горбунья выхватывала из камина дымящиеся свитки.

— Петрок!
– обернулась она.- Воды неси!

Перхая от дыма, горбунья сорвала с крюка новенький зипун, стала сбивать им пламя.

— Ай стыда у тебя нету!
– выговаривала она брату.- Ох, брате, брате...

Горбунья всхлипнула.