Мстиславцев посох
Шрифт:
И Лада стояла побочь, не шелохнувшись.
— Икону я тебе принес,- сказал Петрок.- Сам работал.
Он извлек из-под свитки вишневого дерева дощечку. Был вырезан на ней искусно все тот же девичий лик, который пытался он тайком намалевать в монастыре.
— То ж я!
– засветилась Лада. И вдруг прижала к лицу Петроков подарок, залилась слезами: - Уйдешь ты.
Петрок взял в свои ее похолодевшие ладони, спросил:
— Ждать-то станешь?
Лада подняла глаза, полыхали в них васильки.
— Не вернешься - в монастырь
...Кончилось лето; отходило жниво; обступали с трех боков город желтые сонные нивы; и воздух с каждым днем становился прозрачнее, холодел. Вскоре после Спаса выправился Петрок в свою дальнюю дорогу. В день сей у великого князя Московии Василия Третьего родился сын Иван, впоследствии первый царь «всея Руси», прозванный недругами своими Грозным. Еще не ведал того Петрок, что пути его с тем царем сойдутся, но вновь, понуждаемы злобой попов и черни, разойдутся.
Но то впереди.
Путь Тихона с Петроком лежал через Оршу, Менск и Сморгонь, с теми городами Мстиславль торговал, и у Мстиславцевых были там знакомые купцы, которые при случае могли помочь. Сначала намеревались отправиться с купеческим обозом, да лирник Ахрем отговорил: а ну люди купеческого старшины выдадут Тихона полякам? И Петроку не миновать тогда кабалы. Тихон, как человек бывалый, согласился с Ахремом: вдвоем-то и безопасней, и быстрее, сподручней гораздо. А ночевать странников в любом монастырском подворье пустят.
Вышли из города чуть свет. И не через ворота, где могли высмотреть и схватить стражники, а перемахнув в укромном месте земляной вал, окружавший город с давних времен - там ржавели еще татарские черные стрелы. На перевозе через реку хрипло, спросонья переругивался с мужиками паромщик. Туман над рекой был розовый: там, где небокрай протыкали темные ели, выкатывалось солнце.
Прибивался к берегу остроносый рыбацкий челн. Рыбак взмахивал длинным веслом, вполголоса тянул песню:
Ай, да уплывали серы утицы По быстрыей воде, Ай, да пригорюнилась красна девка На жвир-крутом бережку...Опаловая вода пахла холодными водорослями, рыбой и ольховыми кустами.
За Вихрой уже их догнал колокольный звон. Во всех семи мстиславльских церквах и в костеле звонили к заутрене. На ближних колокольнях чернели галками одинокие звонари - звон был будний.
Путники сняли шапки и перекрестились на Мстиславль.
— Помянет ли кто нас когда добрым словом в сем граде?
– сказал задумчиво Тихон.
Петрок сглотнул колючий комок и утер слезы.
— Ну, с богом,- Тихон усмехнулся и первый надел войлочную магерку, прикрыв сизый шрам на левом виске.
Шли быстро: к вечеру хотели, переправившись выше по течению вновь на правый берег Вихры, минуть Молох-ву с тем,
В сухой ветреный день лета 1530-го горела Вильня. Черный дым вспугнул птицу и зверье в окрестных лесах, удушливой пеленой застилал пригороды и реку.
В платье посадского люда Московской Руси у восточ-пых ворот города, сдвинув к левому уху магерку, стоял коренастый человек средних лет. А с ним молчаливый отрок в широкой свитке серого сукна, схваченный в поясе плетеным ременным кушаком. У обоих за плечами белели торбы.
— Что горит-то?
– спросил Тихон у рослого посадского с закопченным лицом. Посадский только что вывел со двора под уздцы запряженную в простую телегу короткохвостую лошадь. На телеге сидели с испуганными личиками малые ребятишки и причитала баба, ощупывая пропаленный в нескольких местах теплый платок.
— Печатня Скорины-книжника, а с нею многие дома,- посадский зло дергал за оброть храпевшую лошадь.
— Знать, не к поре явились мы,- озабоченно сказал пожилой странник своему спутнику.
— Ай издалека?
– подошел к ним другой посадский, который прислушивался к этому разговору. Светлые волосы на его голове были спереди подрезаны и прихвачены узким ремешком на манер кузнецов и сапожников.
— Бредем из дальних мест, да знать будет ныне от ворот поворот,- повернулся к нему пожилой странник.
— К кому вы и кто будете?
– допытывался мастеровой.
— Меня Тихоном кличут, а прозвище - Меньшой. Отрок сей - Петр Мстиславец, подручный мой. Думали в месте Виленском в печатню доктора Фрапцишка Скорины определиться, да вот, сказывают, сгорела.
— Сгорела, сгорела,- кивнул мастеровой,- самому Скорине скрыться довелось от недругов.
От темных глаз мастерового не укрылось, как переглянулись путники.
— Незадача,- молвил омраченный Тихон.- Придется вертаться восвояси не солоно хлебавши.
— Вильня - город великий, для мастерового человека работа завсегда найдется,- сочувственно заметил собеседник.
— Да ведать-то мы тут никого не ведаем,- пожал Тихон плечами.- Не будь запрошения того доктора Францишка, и не пошли бы.
Мастеровой поглядел на них с интересом.
— Так вы по запрошеншо? Тогда почекайте меня тута, може, добуду для вас благие вести.
Мастеровой затерялся в толпе горожан, которые гомонили вокруг, с тревогой поглядывая в отворенные ворота, откуда было видать пожар. Где-то среди этих людей были и купцы Мамоничи, у которых потом найдет приют Петр Мстиславец, будучи вынужден покинуть со товарищем своим Иваном Федоровым негостеприимную Москву, а спующие возле ребята-малолетки, возможно, и стали потом теми молодыми друкарями и переплетчиками, с коими Мстиславец соорудил печатню и тиснул в ней людям посполитым в поучение добрые книжицы со своими гравюрами, где была и пречистая дева, чьи глаза напоминали Петроку дорогое, незабывное.