Мстительная волшебница
Шрифт:
А утром я во весь опор мчусь домой. Врываюсь. Домочадцы в смятении. Глаза жены красны от бессонницы. Она с упреком спрашивает:
— Где ты пропадал? Я всю ночь не спала… Хотела идти в полицейский участок.
Движением рук я умоляю ее замолчать:
— Давай-ка собирай вещи!
— В чем дело?
— Нашел работу.
— Правда? Где? Сколько будешь получать?
— На Босфоре, в соловьином гнезде, в великолепном казино.
— Сколько получать?
— Триста… и квартира бесплатно!
В
И вдруг:
— Я должен передать дежурство, бей, — это обращается ко мне официант с блестящими от бриолина волосами.
— А?..
— Если можно, взгляните на счет.
— Ты передай дежурство, передай. Мы будем пить еще… Товарищ сейчас вернется, приведет свою возлюбленную.
— Придет, значит?
— Конечно, придет.
Он передает дежурство товарищу. Это старый волк. Он не сводит с меня хитрых глаз.
На проспект Независимости уже спустилась ночь. Ее темноту разрезают электрические искры от трамвайных проводов… Люди… Машины… Я всеми силами стараюсь не смотреть на опытного официанта, но иногда наши взгляды скрещиваются.
Я не допускаю дурной мысли о земляке. Если не умер, обязательно придет. Во мне что-то говорит: «Придет, обязательно придет!». Да, но… этот официант с насупленными бровями.
Короче — не пришел. Не пришел ни тогда, ни после. Словно в воду канул.
— Может, все же посмотрите счет, господин?
До меня дошло, в каком я оказался положении.
— Я прожил шестьдесят лет и много таких перевидал…
— Но я…
Официант ушел. Через несколько минут передо мной вырос дежурный полицейский с двумя солдатами.
Чрезвычайно учтиво поздоровавшись, полицейский предложил мне оказать ему честь и последовать за ним в участок ввиду того, что я соизволил испить напиток и почему-то не удосужился заплатить за это.
Не стану тянуть. Обратный путь домой я проделал в сопровождении двух солдат. Вышла жена.
— Дай десять лир…
— Какие?
— Ну, эти.
Солдаты ушли.
Что бы моя жена ни говорила, а я верю, что земляк мой вернется.
День выслушивания жалоб
•
Салих Хромой и Хусейн Неутомимый возились с резьбой и не заметили, как в цех вошел старший механик фабрики, небольшого роста человек с круглым брюшком, — вошел и остановился, заложив руки за спину. Не обращая внимания на застывшего в поклоне начальника цеха, он крикнул:
— Эй… друзья-сержанты!
Все повернулись в сторону Салиха
— Толкните-ка их! — Несколько рабочих направились к «друзьям-сержантам». — Ступайте к главному директору, — приказал старший механик, — я тоже приду туда.
«Друзей-сержантов» окружили рабочие:
— Вы сели на мель, ребята!
— Почему?
— Дрянь дело, иначе б к директору не вызывали.
— Мы вроде ничего плохого не сделали. Вон Хусейн по двадцать часов в цехе торчит…
— А почему же тогда?
— Откуда нам знать'!
Салих вопросительно посмотрел на друга. Хусейн, человек недюжинного сложения, но робкий, растерянно пробормотал:
— Клянусь Аллахом, ничего не понимаю.
— Ну хватит болтать, — сказал рабочим начальник цеха, — приступайте к работе. Может, за вами какой-нибудь грешок есть, сынки? — повернулся он к «друзьям-сержантам».
— Какой там грешок, мастер, — ответил Салих.
— Может, обращались в профсоюзы или еще куда?
— Нет, мастер.
— Может, в рабочее правление жаловались?
— Нет.
— А как насчет девочек?
— Что ты, мастер… Я лично…
— Ты, Хусейн?
— Клянусь Аллахом, мастер… Ведь работаю головы не поднимая.
— Что ж, выходит ни с того ни с сего вас к директору вызывают?
Салих Хромой посмотрел на Хусейна Неутомимого. Хусейн — на Салиха.
Начальник цеха посоветовал:
— Нечего гадать. Умойтесь и идите, на месте виднее будет.
Друзья пошли…
…У дверей директорского кабинета они остановились.
— Постучи! — предложил другу Салих Хромой.
— Сам постучи, — ответил побледневший Хусейн.
— Как ты думаешь, зачем все же нас вызвали?
— Не знаю! С профсоюзами я не связан!
— Я связан, что ли?
— Трепать нас будут.
— Я ничего не сделал.
— Я, что ли, сделал? А ты вот на днях сказал, что в столовой пища гнилая, — проговорил Хусейн и отвел глаза в сторону.
— Сказал, да, но, кроме тебя, никто не слышал.
— И у стен уши есть.
— А тебя тогда зачем вызывают?
— Свидетелем, наверное.
— Где это я сказал, в уборной?
— Ну да, забыл, что-ли?
«Ах ты, бесштанный Салих, язык бы твой с корнем вырвать. Скажи на милость, какое тебе дело до червей в похлебке и до сырого хлеба? Теперь тебе не сдобровать. Найдут на тебя управу» — упрекал себя Салих Хромой, тяжело вздыхая.
— А в чем же я виноват? — волновался Хусейн.
— Ты один слышал, что я говорил… Помоги мне, братец, скажи им, что ты ничего не слышал что я не виноват. Ведь на моей шее восемь душ, с голоду помрут, если меня прогонят.