Мухи с одной помойки
Шрифт:
Сидевшая рядом Покобатько поежилась.
– Заварушка, конечно, та еще была, – сказала Царицына.
– Не то слово. – Чувина повернулась к ней. – Если на первом этаже, в основном, валялись фрагменты тел – взрывом разорвало, то на втором много изрезанных. Застывшие в неестественных позах. У многих горло от уха до уха, есть и со вспоротыми животами. Ну, знаете, когда крест накрест…
– Ага-ага, – с открытым ртом закивала Царицына.
Двое коллег на другом конце стола облокотились, чтобы лучше слышать.
– А еще там в распахнутом окне ребенок висел с отрезанной головой. – Чувина судорожно сглотнула. – За ногу подвешенный, и, знаете, слегка так
– Ну хватит уже подробностей, Людмила Вячеславовна! – оборвал ее директор. – Жуткие же вещи рассказываете. Кошмар какой-то. Так, на чем мы остановились?
В кабинете повисло молчание.
– На усилении безопасности, – проворчал Живолгин.
– А, да, – встрепенулся заместитель по безопасности. – Все сделано. Паспорта почти согласованы, локальные акты изданы, дополнительные инструктажи проведены, отчеты отправлены. Теперь – мы крепость.
Директор вздохнул.
– Мда. Это хорошо. Зайдите ко мне в конце дня, давайте в четыре. Пройдемся еще раз по пунктам контракта на охранные услуги.
Рассчитывавший улизнуть с работы пораньше Гордеев обреченно кивнул.
– Михаил Дмитриевич, пока не забыл, – сказал директор. – По вашей заявке. Стол заказан, какой вы и просили. Доставят на следующей неделе.
Молчавший до этого Песуков потер сонные глаза.
– Это мне на юбилей что ли? Учитесь, как надо полвека прожить, – сказал он. – Не, спасибо, конечно, лучше поздно, чем никогда. А то, сами понимаете какая у меня работа, а условия никудышные. Просто дрянь.
Директор сделал вид, что не заметил ни сарказма, ни очередного выпада.
– Можете считать это подарком. Проставиться только не забудьте.
Коллектив довольно заулыбался, зашушукался.
– И Алевтина Сергеевна. Мы сможем приобрести, что хотели? Специально спрашиваю при всех, чтобы все услышали и не думали потом, будто я что-то скрываю.
Клумбина покачала головой.
– Боюсь нет.
– Почему? – удивился директор. Он испытал неподдельное разочарование от того, что не сможет сейчас похвастаться хоть чем-нибудь. – Денег нет? Дебет с кредитом не сходится?
– Наоборот. Денег много, очень много дали. Но потратить их мы не сможем. Не успеем.
– Опять только сейчас дали? – Директор запрокинул голову и взмолился. – Ну почему это всегда происходит в декабре?
Чувина закатила глаза.
– Ну, начинается.
– Да кто-бы сомневался. Сволочи, – сквозь зубы процедил Песуков.
– Нам сколько еще ждать? – недовольно спросила Покобатько.
– Раньше надо было суетиться, – склонившись к Клумбиной, бросил Разбегаев.
– Ты не знаешь, как это все устроено, так что не умничай!
Начался гам.
«Суки», – с ненавистью подумал директор, а вслух, постукивая ручкой по столу, произнес:
– Уважаемые коллеги, тишина! Алевтина Сергеевна, тоже давайте вечером ко мне, в половину пятого. Прикинем, что можно сделать.
– Хорошо.
Вступительная часть совещания закончилась, и сейчас предстояло перейти к странной провокационной записи, присланной аудиофайлом с министерской почты. Директор заволновался. Чтобы не подумали ничего лишнего и ни в чем его не заподозрили, следовало сразу подвергнуть жесткой критике все, что будет сказано – это омерзительно, гадко, низко, чей-то дурацкий розыгрыш и так далее. С другой стороны, а вдруг там узнают, что он говорил? Вдруг прослушивают или донесут вот эти вот, уважаемые?
Директор облизал пересохшие губы.
– А теперь, как и говорил, будет кое-что…странное, –
– Ну ладно, не томите уже, – улыбаясь, попросил Разбегаев. – Что же там такого сногсшибательного?
– Сейчас, сейчас. Поверьте, мне очень не хочется этого делать, но приказ есть приказ. Очень не хочется.
Директор открыл папку «Загрузки», кликнул по аудиофайлу и сделал погромче.
«Ничтожные твари, даже не хочется здороваться с таким позорным сборищем, настолько вы все отвратительны, – раздался зычный мужской голос. – Я вынужден «выкать», потому как русский язык не предусматривает иного при обращении к нескольким людям одновременно. Все бы ничего, однако сейчас мне неприятно от того, что местоимение «вы» предполагает уважение, но, слава богу, если говоришь с кем-то одним – тем не менее осадочек остается. На самом деле, никто из вас не заслуживает и «тыканья», поскольку «ты» относится к одушевленным существам, а не к изделиям, пусть даже из плоти и крови. А знаете что, да пошли вы все куда подальше! Я буду вам «тыкать» даже всем. Надеюсь у тебя хватит мозгов понять, что при этом смысловое окончание некоторых глаголов на «те» не признак почтения. Скажи «спасибо», что к тебе вообще обращаются. Заметьте, однако, монолог мой без матерных слов, и будет без них, хотя других ты недостойны»…
Послышался ропот, директор нажал паузу. Коллеги недоуменно переглядывались и перешептывались, негодование возрастало.
– А вы ничего не перепутали? – усмехаясь, спросила Покобатько.
– Это еще что такое? – пробасил Живолгин.
– Ничего я не перепутал и вас предупредил – будет вызывающе. Наберитесь терпения, – сказал директор и включил запись.
«Я понимаю твое возмущение, но меня лучше дослушать. Ведь речь пойдет ни много ни мало о твоих никчемных жизнях. И черт бы то с ними, но они же пагубно влияют на другие, честные и правильные, привнося в них хаос и скорбь вместе с ворохом ненужных, а порой идиотских проблем. Ты те, кто осквернили божье творение, этот удивительный дар между рождением и смертью. Ты делаете примерно тоже, что и вирусы со своей жертвой. Ты – моральные уроды, отравляющие жизнь нормальным людям.
Кто дал тебе право считать себя хозяевами жизни? Да будет тебе известно, что только на нас, на разумных и благородных, на духовности и сострадании держится этот мир, который ты можете только разрушить своим невежеством. Более того, ты осмелились возомнить себя выше Творца, потому что враньем искажаете действительность, подло подменяя одно другим. Ты самозвано присвоили себе право по своему порочному усмотрению создавать для нас свое тухлое представление о мире. Ты враги общества и угроза реальности. Ты исковеркали такие светлые понятия как доброта, честность, справедливость и еще много чего хорошего, придали им оттенок наивности, глупости, чуть ли не ереси. Но тебе не дано изменить суть этих возвышенных феноменов, доступных только чистым нравственным людям. Твоим поганым помыслам никогда не дотянуться до священной истины, им суждено вечно тонуть в грязи под тяжестью собственных извращений. И это нас несказанно радует.